Трудный переход - [26]

Мишка подсадил его на гусеницу, и Трусов забрался на башню, заглянул внутрь, но спуститься в танк не решился и спрыгнул на землю.

Ишакин стоял в сторонке и помалкивал. Раньше их с Мишкой связывала дружба, а теперь все пошло врозь. Григорий заметил, что Ишакин очень трудно сходится с людьми, блатное прошлое научило его быть скрытным, недавно только признался в этом Андрееву. На что уж прикипела к его сердцу Мария, которая звала его Васенькой, но и той он ничего не сказал о своих довоенных злоключениях. Боялся, что отпугнет ее. А ему нужно было ее душевное тепло, он просто уже не мог без него.

К Качанову Ишакин привязался после вылазки в Брянские леса и про себя сильно переживал уход Мишки. Сейчас вот не подходит к нему, все еще сердится, все еще не может простить ему измену. А он именно так и расценил Мишкин поступок.

Курнышев посмотрел на часы и приказал:

— Выходи строиться!

Пожал на прощание танкисту руку и зашагал к дороге. Стали прощаться с Качановым и ребята, бывшие его друзья. Один Ишакин не подал ему руки. Мишка позвал его сам.

— Погоди, друг Василий. — Тот нехотя остановился. — Не серчай. Мне рядом с машиной сподручнее, я возле машин с малых лет.

— Чижик ты, Михаил, — криво усмехнулся Ишакин. — И с чего ты взял, что я серчаю? Воюй! — приподнял он руку и побежал в строй. А Качанов долго смотрел вслед своему взводу, до тех пор, пока он не скрылся за поворотом. И по лицу его видно было, что у Мишки горько на душе и он готов бросить свою тридцатьчетверку, догнать родных ребят и опять воевать с ними рядом.

Но это было уже невозможно…

А рота шагала на запад и не могла догнать передовую. Шагала день, шагала второй. Курнышев сказал, что к утру будут у Вислы. Севернее той дороги, по которой спешила рота, к Висле прорвалась советская танковая армия. Выйдя на берег, она повернула на север. Значит, там и воюет сейчас Качанов.

Рассвет застал роту километрах в трех от Вислы. Остановились в лиственном, по-утреннему влажном лесу. Он был полон хлипкого зябкого тумана. Разгоряченные ходьбой, бойцы скоро почувствовали, как прохлада забирается под гимнастерки.

Появилось несколько грузовиков, доверху нагруженных понтонным имуществом, главным образом надувными паромами. Эти машины приняли было за чужие, но из передней выскочил свой старшина.

— Что это такое? — спросил его Ишакин, кивнув головой на машины.

— Ты что, не бачишь?

— Вижу, только не разберу что к чему.

Андреев одно время, еще в сорок втором году, немного служил в понтонно-мостовом батальоне и имел дело с этой снастью. Ответил Ишакину:

— Это понтоны.

— А зачем они нам?

Старшина усмехнулся:

— А ты шо, Христос?

— При чем тут Христос?

— А при том: только Христос ходил по воде пешком, а ты не пройдешь.

— Тю! — присвистнул Ишакин. — Веселенькое дельце нам предстоит!

Сквозь туман пробились первые лучи солнца. И вокруг все посветлело. Тишина. Нигде не стреляют. Не гудят самолеты. Листья деревьев, мокрые от тумана и росы, глянцево поблескивают на солнце. Весело попискивают пичуги.

Бойцы отдыхали молча. Курили сосредоточенно, углубившись в свои мысли. Ишакин лежал на боку, подперев голову рукой, и дремал. Рядом с ним, сложив ноги калачиком, устроился Файзуллин и тряпочкой обтирал кожух автомата.

Что их ожидает?

ВИСЛА

Вернулся от командира батальона Курнышев и повел роту к берегу. Андреев шагал впереди своего взвода рядом с капитаном. Курнышев ростом выше среднего, лейтенант ему только по плечо. Но оба подтянутые, бодрые, будто и не было многокилометрового ночного перехода. За спиной у Андреева автомат, сбоку в кобуре пистолет ТТ, васеневский, по наследству достался. С автоматом Григорий расставаться не хочет, как-то увереннее с ним — привык. В Брянские леса с ним летал.

Лес расступился, недалеко увидели сарай — клуню, крытую соломой. Курнышев сделал остановку. Чтоб бойцы не маячили на открытом месте, приказал им укрыться в клуне. Там целый угол был завален прошлогодней соломой, а возле входа лежали на боку старые сани.

Не успели бойцы расположиться на соломе, как появился молоденький краснощекий боец с винтовкой на плече и спросил капитана Курнышева.

— Вас требует полковник! — выпалил он.

— Где он находится?

— На дамбе, товарищ капитан.

— На какой дамбе?

— Тутось есть дом, за домом еще дом, а за ним — дамба, товарищ капитан, которая реку отделяет.

Связной ушел. Курнышев взял у Воловика автомат, закинул его за плечо, поискал глазами Андреева и кивнул ему:

— Со мной!

Послав старшину за понтонами, капитан зашагал к дамбе, за ним еле поспевал Андреев. Шли напрямик. Слева остались домики, за ними — яблоневый сад. От домиков какой-то боец предостерегающе крикнул:

— Эй, осторожнее! Он с того берега снаряды швыряет.

Предупреждение было нелишним. Капитан и лейтенант двигались по открытому месту. Реку из-за дамбы не было видно. Зато на том берегу хорошо просматривался увал, тянущийся волнистой линией вдоль реки.

И только двое появились на этом свободном ровном пятачке, как впереди неожиданно взвился фонтанчик земли — упал первый снаряд, пущенный с того увала. Над головами пропели осколки.

— Ложись! — крикнул капитан и первым растянулся на сухой, жесткой земле, здесь даже трава не росла. Чуть в стороне плеснулся новый фонтанчик. Григорий лежал рядом с капитаном и уже подумывал ретироваться обратно.