Сейчас, на берегу Волхова, ему опять привиделся тот сон, и он опять покрылся испариной.
Прошло уже минут десять или больше, но взрыва не произошло.
— Почему они медлят? — охрипло после сна обратился Осипов к солдату. В глубине души он не хотел и боялся взрыва.
— В нашем деле торопиться — убиться, — с непонятным удовольствием пояснил солдат. — Минер ошибается только один раз.
От развалин не доносилось ни звука. Так, невнятные голоса вроде бы, но разобрать — ничего. Или чудятся голоса, ничего нет?
— Медлят все же, — опять не выдержал Осипов, а сам тайно молил: «Не надо, Январев! Еще попытаюсь!»
— Бикфордовым шнуром подрывают. Каждый поджечь, да в определенной очередности, да в укрытие отбежать… Время горения опять же долгое дело!
Вой сирены долетел и до очистных.
— Теперь ахнет! — сказал солдат, и сердце Осипова упало вниз.
Через несколько минут земля слабо качнулась — и раздался дальний хлопок.
— Сейчас остальные одиннадцать сработают! — горделиво объявил солдат. — Интервал — 60 секунд.
Но и через 600 секунд ничего не сработало. Солдат забеспокоился, Осипов — еще больше.
Послышались далекие голоса, множество голосов. И шум моторов, вой милицейской машины, сиплый сигнал «скорой помощи».
— Куда?! Отбоя не было! — крикнул солдат. Но Осипов не оглянулся. Солдат побежал вслед за ним.
Они выскочили на дорогу и за вторым поворотом увидели на развалинах толпу людей, машины, два бульдозера, автомобильный кран, которых прежде и близко не было. Что-то там случилось.
Осипов не сомневался — что. Случилось чрезвычайное. И Осипов знал — с кем.
Погребенные заживо
— Ничего не все, — судорожно всхлипывая, сумел, наконец, и в третий раз сказать Антон. — Не может такого быть, чтоб ничего не было.
В другое время Алена обязательно сделала бы замечание: что за тарабарщина — «не может быть, чтобы ничего не было»! Но сейчас, здесь, каждый понял это, как реальность спасения. Не может быть, чтобы не было никакого выхода!
Они осмотрели и ощупали стены. Выхода не было.
Вернулись назад, в помещение, похожее на храм. Здесь, по крайней мере, легче дышалось.
В этот раз они произвели обследование по-настоящему. Ящики в штабелях были одинаковыми.
Проржавленные гвозди ломались как спички. Вскрыли еще три ящика.
Во всех лежали те же круглые жестяные коробки с пластмассовыми пробками. Антон сразу узнал их, у него уже была такая баночка…
— Мины!
Алена и Ростик зайцами отскочили в сторону.
— Не бойтесь, они — противотанковые. И ногами встанешь, не взорвутся.
Вывинтив пробку, Антон засунул в канал палец.
— Без детонаторов. Безвредные совсем.
От того, что мины без детонаторов и рассчитаны на танковый вес, ощущения безопасности не прибавилось.
— Если уж они от той бомбежки не сработали, теперь и подавно не взорвутся.
— Их тогда и не было здесь. Их после боев могли сюда сложить.
Антон признал здравость суждения Ростика. Действительно, какие дураки будут сидеть на пороховой бочке! Мины наверняка потом спустили в подвал. Собирались вывезти со временем, да так и не собрались, погнали фашистов до самого Берлина. А после войны запамятовали. Потом все входы-выходы затерялись…
(Между прочим, так оно и было в действительности!)
Но как эти ящики в подвал попали? Каким путем?
— Надо осмотреться, — со значением произнес Антон.
Видимо, и Ростик рассуждал так же.
Облазили храм еще раз. Ничего утешительного.
— Ладно, — сказал Антон неунывающим голосом, — давайте пока пообедаем и обмозгуем, как быть. Выход есть! А консервы не потащим же обратно, верно?
Против обеда никто не возразил. Устроились, как верховные жрецы. Приспособили ящики под стол и сиденья. И обедали словно в храме, при свечах.
Ростик предложил разогреть мясную тушенку. Долго ли маленький костер разложить!
— А дышать чем? — остановила его Алена. — И здесь — мины!
— Мины только от детонации срабатывают, — профессионально объяснил Антон. — От огня тол просто горит, коптит, правда.
Алена в процессах взрыва не разбиралась, и Антон с удовольствием выложил ей все свои знания по этому предмету. Минное дело — не грамматика!
Ростик дополнял Антона. В общем, Алена уяснила, что динамит, тол и другие взрывчатые вещества возгораются не от пламени, как порох. Вообще, порох в открытом виде горит относительно медленно. И это не взрыв. Взрыв — горение со скоростью света.
— Поменьше, — поправил Ростик.
— Поменьше, — не стал спорить Антон. — Но тоже — ого-го! И такое горение-взрыв происходит только от детонации, от сильного сотрясения.
Ростик задел коленом ящичный стол, свеча качнулась.
— Ах! — невольно вскрикнула Алена.
— Не бойся, — сказал Антон, — это разве то сотрясение? Детонация — как ударная волна от атомной бомбы!
Теперь прояснилось. Про атомную бомбу все все знают.
— Попала бы сюда бомба или снаряд. Или взорвали бы что-нибудь поблизости, тогда конечно…
Все украдкой посмотрели на бетонный потолок.
После обеда опять потянуло на сон. Наверное, наверху уже была ночь.
При всей трагичности положения сидеть при свече и обедать за столом с минами было романтично. И, признаться по-честному, не очень хотелось сейчас возвращаться домой, где, конечно же, не ждет ничего приятного.
