Трудный день - [33]

Горки — великолепный отдых!

…А машина мчалась вперед, и перед Владимиром Ильичем развертывались знакомые, но всегда приятные и всегда чем-то новые пейзажи.

За Сабуровом — Орехово, за ним — Апарники, потом Петровское… Промелькнет березняк, небольшой сосновый бор, и почти сразу — поворот налево.

Поворот собственно уже и есть въезд, начало Горок. Прямая аллея из берез и сосен через несколько минут приведет в парк, а потом к дому.

Откинувшись на спинку сиденья, Владимир Ильич отдыхал, всем существом принимая сверкание летнего дня, отблеск солнца на листьях берез, радуясь ромашкам и клеверу, подымающейся ржи, спокойному и глубокому синему небу.

Когда автомобиль остановился у дома, Владимир Ильич к себе не пошел.

Из машины сразу в дом — преступление!

Сунув руки в карманы брюк, Владимир Ильич, как обычно, зашагал по аллеям. Хорошо! Он дышал глубоко; свежий, чистый воздух наполнял грудь; под высокими сводами аллей было тепло, но не жарко и совершенно тихо.

Незаметно, как часто бывало, он оказался на своей любимой аллее. От балюстрады дома через ряды серебристых елей, лиственниц, туй, уютно ограничивавших мир, она приводила на площадку с белой беседкой, откуда окрестности распахивались на десятки верст. Перед Владимиром Ильичем был пруд, Пахра, деревня Горки; окна в резных наличниках смотрели прямо на него. За деревней — просторы и просторы, а вдали отлично, как всегда в ясные дни, виден город Подольск (двадцать верст!), где одно время жил младший брат Дмитрий.

Какой простор и широта! Благодать…

Ленин опустился на скамью, Гиль, управившись с машиной, сел рядом.

У Владимира Ильича всегда было о чем поговорить с любым человеком, даже с тем, с кем только что проехал целый час в машине. Расспросив шофера, приходится ли ему, когда он едет порожняком, подвозить попутчиков и кем они в большинстве своем оказываются, Владимир Ильич вдруг умолк…

Сначала он смотрел не шевелясь, потом, вглядываясь, подался вперед, сильнее сощурил глаза. Ему все не верилось, что это может быть… Нет, этого не может быть! Нет, нет!

Наконец, словно проверяя себя, спросил:

— Посмотрите, Гиль, где же другая ель?

В самом конце аллеи, завершая ее, десятки лет стояли, возвышаясь над рядами деревьев, две огромные ели.

Владимир Ильич заметил их с первого приезда в Горки. Мощь, высота, стройность этих великанов не могли не привлечь его внимания.

— Вот это деревья! — не раз говорил он, восхищаясь. — Просто чудо!

Теперь стояла лишь одна ель…

Быстро поднявшись, Владимир Ильич направился в конец аллеи.

Отдых кончился…

— В прошлый приезд стояли оба дерева, — сказал Гиль, шагавший рядом.

Ленин быстро шел вперед.

Дерево было спилено, казалось, несколько часов назад. На траве, на дорожке еще валялись свежие опилки, щепа (подрубали, чтобы ель упала в нужном направлении), и срез пня тоже был свежим, совершенно чистым, он не успел даже обветриться и подсохнуть. От него шел сильный запах смолы и спирта.

Как часто бывало, от возмущения и горечи Ленин с минуту не мог говорить и молча стоял, словно у могилы друга.

— Кто это посмел сделать? — наконец проговорил он. — Это же варварство! Надо выяснить, чьих рук это дело. Мы этого так не оставим.

Распоряжение срубить ель, как вскоре выяснилось, отдал заведующий санаторием Горки, которому ель показалась засохшей и ненужной. Владимир Ильич, узнав об этом, просил немедленно составить протокол по всей форме.

Об отдыхе уже не могло быть и речи.

Ленин ушел к себе и, дождавшись протокола, приступил к работе.

Суровый, сосредоточенный, он быстро писал, и на бумагу строчка за строчкой ложились слова:

«Протоколом тт. Беленького, Иванычева и Габалина установлено, что по распоряжению заведующего санаторием тов. Вевера срублена 14 июня 1920 г. в парке санатория совершенно здоровая ель.

За допущение такой порчи советского имущества предписываю подвергнуть т. Вевера, заведующего санаторием при советском имении Горки,

аресту на 1 месяц.

Приговор привести в исполнение Подольскому уездному исполкому, причем

(1) если будет обнаружено, что т. Вевер взысканиям раньше не подвергался, то по истечении недели ареста освободить его условно с предупреждением, что в случае нового допущения неправильной рубки парка, аллей, леса или иной порчи советского имущества он будет не только подвергнут, сверх нового наказания, аресту на 3 недели, но и удален с занимаемой должности».

Почти без помарок, без остановок Владимир Ильич продолжал писать, предусмотрев, казалось, все — и меру наказания, и свое собственное незнание, подвергался ли или не подвергался виновный раньше взысканиям, и возможное в связи с этим послабление. Ручка бежала дальше:

«(2) Срок для приведения приговора в исполнение определить Уисполкому — по соглашению с Уземотделом или правлением Совхозов так, чтобы сельские работы и хозяйство ни малейшего ущерба не потерпели.

Поручаю т. Беленькому объявить это постановление т. Веверу и его помощникам, взяв с них подписку, что им это объявлено и сообщено, что следующее подобное нарушение повлечет наказание всех служащих и рабочих, а не только заведующего.

Уисполкому поручаю донести мне о назначенном им сроке для отбытия ареста и о самом отбытии.