Трудные дни сорок первого - [79]

— Генерал Гудериан дает знать, что его корпуса перешли в наступление. — И приказал водителю: — Прибавь газку!

Но как мы ни торопились, в город приехали только в полдень. Всю дорогу нас преследовали немецкие самолеты, так что больше пришлось отлеживаться в кюветах, чем ехать.

Венев, оказавшийся на направлении главного удара гитлеровцев, готовился к боям. Все его население вышло на строительство оборонительных рубежей. Копали противотанковые рвы, окопы. Саперный батальон устраивал завалы, минные поля, закладывал фугасы-сюрпризы. Полковник Леселидзе, используя скромные артиллерийские средства, позаботился об укреплении ими флангов обороны. Кроме того, по оправдавшему себя методу, сколотил небольшую маневренную артиллерийскую группу.

Укреплялась и сталиногорская оборона. Прибывшая сюда 239-я стрелковая дивизия значительно усилила ее, но нам все же крайне недоставало танков и артиллерии — того, что у противника составляло главную ударную мощь.

Вот каким было соотношение сил и средств на фронте 50-й армии: у нас — недоукомплектованная 108-я танковая дивизия и две танковые бригады, у противника — три с половиной танковых дивизий; у нас 125 орудий всех систем, у него — пятьсот восемьдесят четыре. Полное превосходство имел враг в воздухе.

Всей этой мощью утром 18 ноября он и обрушился на нашу оборону на юго-восточном направлении. Это был третий удар противника, рвавшегося к южным подступам Москвы. Огромные потери его не отрезвляли. Стремясь быстрее занять Сталиногорск, фашисты на следующий день сосредоточили против защитников города две пехотные дивизии. Они повели наступление при поддержке восьмидесяти танков. Нашим частям пришлось отойти. 21 ноября гитлеровцы заняли Узловую, глубоко вклинились в оборону и по Веневскому шоссе.

В этих боях было сбито девять самолетов и уничтожено сорок четыре танка противника. Летчики, выбросившиеся с парашютами, были захвачены в плен. Их допросили. Разговаривали они охотно, отвечали на все вопросы, уточняли имевшиеся в нашем распоряжении данные, показывали необходимое на картах. Такое поведение фашистских летчиков заинтересовало меня, я решил побеседовать с ними, их доставили ко мне в небольшой домик на окраине Венева.

Странно, гитлеровские летчики, казалось, ничуть не были удручены своим пленением. Холеные, откормленные парни двадцати четырех — двадцати семи лет. Прекрасно экипированы: меховые куртки защитного цвета, бриджи заправлены в сапоги. Что же, понятно, летчики в фашистской армии составляли особо привилегированную касту, они свысока смотрели на офицеров других родов войск.

Я спросил, кто и как из них был сбит? Оказалось, один — истребителем, другой — залповым огнем пехотинцев, остальные зенитной артиллерией.

Держались пленные, как на докладе перед собственным начальством: вставали, лихо щелкали каблуками.

— Допрашивавшие вас командиры доложили мне, что вы сообщили интересующие нас данные о своих войсках и известных вам намерениях вашего командования. Не принуждали вас к этому? — поинтересовался я.

— Никак нет! — ответил тот, что постарше. — Никто нас не принуждал. Показания мы дали добровольно и совершенно правдивые.

— Чем это объяснить? Хотели спасти свою жизнь? Еще не так давно ваши офицеры вели себя иначе.

— То было летом. А теперь осень, и дело идет к зиме… Другие настали времена…

В таком духе велась беседа. Пленные говорили, что и захваченные вермахтом территории не стали немецкими — нет спасения от партизан, и что вообще русская кампания не похожа на все другие походы германских армий.

Нет, не боязнь за свою жизнь вызывала у летчиков готовность ответить на любые вопросы, тут было другое. Поведение пленных свидетельствовало о том, что летний надлом в психологии противника усугубился.

А накал боев все нарастал. И как раз в это горячее время, 22 ноября, А. Н. Ермакова отозвали в Москву. В Венев прибыл новый командующий 50-й армией генерал-лейтенант И. В. Болдин.

Месяц, и какой месяц пришлось работать мне с Ермаковым! Жили мы в одной комнате, так что я достаточно изучил его, а потому хочу сказать о нем еще хотя бы несколько добрых слов.

Был Аркадий Николаевич в быту скромен, в походной жизни неприхотлив. Уважителен и в то же время требователен к подчиненным. Он всегда был в работе, много времени проводил в частях и подразделениях, на самых трудных и ответственных участках боев.

В период Смоленского сражения Ермаков командовал 2-м отдельным стрелковым корпусом, затем, будучи заместителем командующего Брянским фронтом, возглавлял левофланговую оперативную группу войск. В трудное время принял 50-ю армию. Она вела кровопролитные схватки в окружении, была ослаблена, а враг уже подходил к Туле. И все же Ермаков сумел сколотить войска, и они непреодолимой стеной встали на пути гитлеровцев. В бою на Косой Горе, где разбился первый лобовой удар противника, Аркадий Николаевич показал себя способным военачальником, вселил в бойцов и командиров уверенность в победе, и последующие вражеские удары также разбились о их стойкость и мужество.

5

Знакомясь с новым командармом генерал-лейтенантом Иваном Васильевичем Болдиным, я узнал, что в двадцатые годы он командовал Тульским полком, что тогда же тульские коммунисты оказали ему большое доверие, избрав членом горкома партии, и теперь был здесь, так сказать, своим человеком. Ему хорошо были известны местные условия. Как и Ермаков, оп принял 50-ю армию в напряженнейшие дни. Гитлеровцы прорвались к Сталиногорску и захватили его, хотя наша 239-я стрелковая дивизия оборонялась героически. При поддержке частей 41-й кавалерийской дивизии она затем перешла в контратаку, но потерпела неудачу. Главные ее силы были окружены, связь с ней прервалась. Однако сибиряки и волжане не сложили оружия. После двухдневных непрекращавшихся боев они разорвали кольцо и соединились со своими войсками.