Трудное примирение - [47]

— Смотри на меня, — в бешенстве приказал он. — Ты подтверждаешь, что это правда? Что ты была беременна? Что ребенок действительно был?

Она дважды кивнула, точно болванчик, лишившись дара речи от волнами исходившей от него ярости.

— И ты… вышла… за меня… замуж? — Он начал медленно подниматься над столом, слова с трудом слетали с его напряженных губ.

— А что, ты считаешь, я должна была делать? — пролепетала она.

— Что считаю? Что считаю? — зарычал он, точно тисками сжав ей рукой запястье и буквально стаскивая ее с сиденья.

— Мне больно!

— Лучше бы уж он не был моим! — выкрикнул он в ярости.

— Разумеется, он твой. Разумеется, твой. Почему ты так говоришь? — всхлипнула она, внезапно ослабев.

Он ударил себя кулаком в ладонь и резко отшатнулся от нее. Все его тело дрожало от самой дикой ярости.

— Если я к тебе прикоснусь, я тебя просто убью. Cristo, убирайся с моих глаз, пока я еще держу себя в руках!

— Люк, пожалуйста… — упавшим голосом проговорила она.

Он снова нагнулся к ней, точно разъяренная кошка, готовящаяся к прыжку.

— Если бы это был не мой ребенок, может быть… да, может быть, я смог бы тебя простить, потому что тогда по крайней мере я мог бы понять, почему ты сбежала. Но это! — он резко развел руки. — Этого я вообще не могу понять!

— Если бы ты успокоился… — перебила она умоляюще.

— Успокоился? Я узнаю, что у меня есть почти уже пятилетний сын, о котором я ни сном ни духом не подозревал, и ты предлагаешь мне успокоиться?

— Я должна была сказать тебе об этом прошлой ночью.

— Прошлой ночью? — повторил он, не веря своим ушам. — Прошлой ночью, когда ты, точно шлюха, извивалась у меня в руках, я сам не дал тебе ничего сказать! Я говорю не про прошлую ночь и не про прошлую неделю! Я имею в виду то время пять лет назад, когда ты была беременна!

Грубость его определения в адрес ее ночного поведения вонзилась ей точно нож в сердце.

— Перестань кричать…

— Если я перестану кричать, я перейду к действиям! Я ни разу в жизни не ударил женщину и не хотел бы делать этого сейчас! — яростно выкрикнул он.

Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы привести мысли в порядок. Бешеная сила его ярости совершенно выбила ее из колеи. Его заявление, что он предпочел бы, чтобы Дэниэл оказался чьим-то чужим ребенком, было абсолютно недоступно ее уму.

— Почему ты не сказала мне об этом пять лет назад? — повторил он свой вопрос.

— Я хотела… я пыталась…

— Не помню, чтобы ты хоть раз попыталась, — безжалостно оборвал он.

Она судорожно втянула воздух.

— Я боялась тебе об этом сказать.

Он прямо выплюнул ругательство, какого она никогда от него раньше не слышала.

— Хорошо, — прошептала она и, собрав жалкие остатки самообладания, заставила себя продолжать: — Тебе не понравится то, что я скажу…

— Мне не нравишься ты, — холодно выдавил он. — Ты не можешь сказать ничего хуже того, что уже сказала.

Она не смогла удержаться от слез. Она ненавидела себя за эту слабость, но она чувствовала себя зверем, попавшим в капкан.

— Я не могла тебе сказать, — дрожащим голосом проговорила она, — потому что знала, что ты не захочешь ребенка, и боялась, что ты заставишь меня от него избавиться.

— То есть во всем виноват я сам! — с ненавистью выкрикнул он.

Она бессильно покачала головой:

— Ты всегда внушал мне, что не намерен связывать себя со мной. Я искренне верила, что ты воспринял мое решение как единственно разумное.

— Когда задета моя плоть и кровь, то я вовсе не так разумен! И почему ты думаешь, что обязательства перед тобой — это то же самое, что обязательства перед неродившимся ребенком? — спросил он. — И откуда тебе известно, как я отношусь к абортам? Разве мы когда-нибудь обсуждали этот вопрос?

— Я… я так предполагала, — сказала она, не в силах больше выдерживать его взгляд.

— Она, черт побери, предполагала!

— Тогда мне казалось, что я права, — прошептала она.

— А хочешь, я скажу, почему ты так «предполагала»? Смотри мне в глаза! — гневно приказал он, и она не посмела ослушаться, сжимаясь от страха в ожидании, каким будет следующий удар.

— Я и не подозревал, какая ты на самом деле. Я даже представить не мог, что в тебе, с твоим ангельским личиком, столько злости и упрямства. Но теперь я понял, и мне не нужно больше твоих объяснений, потому что у меня есть свое! И я тебе сейчас его выскажу: раз я не хотел жениться на тебе, я должен был заплатить за это утратой моего собственного ребенка!

— Нет! — закричала она. — Ничего подобного!

— Это было именно так. Нет колечка, нет ребенка. Тогда, сидя с тобой за завтраком, я даже не подозревал об этом! — Он бросил на нее испепеляющий взгляд. — Ты была уверена, что я буду казнить себя за то, что сказал тебе в тот день! Ты не имела права скрывать от меня правду. Я имел право знать, что ты носишь моего ребенка. Cristo, неужели ты так меня ненавидела, что не дала мне ни единого шанса?

У нее дрожали ноги. Она присела на ближайшее сиденье и закрыла лицо руками.

— Я любила тебя. Я так тебя любила!

— Это, по-твоему, любовь? — у него вырвался недоверчивый хриплый смешок. — Я сорвался один раз. Один раз за почти два года я повел себя не так, как надо! Один раз! И с тех пор непрерывно за это плачу. Ты мне отомстила, а я очень хорошо понимаю, что такое месть.