Трудная жизнь - [14]

– Эти грязные речи и есть все то, что ты можешь сказать по поводу святой Библии? – взревел мистер Коллопи.

– Я только спросил, – тихо ответил брат.

– Надеюсь, Бог в своей бесконечной милости простит нас. По-моему, ты давно нуждаешься в доброй родительской порке.

– Ну-ну, – примирительно сказал отец Фарт, – этот вопрос был исследован святыми отцами. То, что нам сегодня известно под термином кровосмешение, не было грехом в случае наших прародителей, поскольку это было необходимо для выживания человеческой расы. Мы обсудим это в другое время, Манус, ты и я.

– Все правильно, святой отец! – воскликнул мистер Коллопи. – Потворствуйте ему. Благословляйте худшие его черты. Черт побери, я переговорю с братом Граппи на Уэстленд-роу. Я скажу ему...

Неожиданно он замолчал, а мы все застыли в тех позах, в которых сидели. Из комнаты миссис Кротти снова донесся слабый крик:

– Где отец Фарт?

Мистер Коллопи поднялся и заторопился к ней, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ах, молю Бога, чтобы не произошло ничего серьезного, – мягко сказал отец Фарт.

Мы сидели, молча глядя друг на друга. Через несколько минут вернулся мистер Коллопи.

– Она хочет видеть вас, святой отец, – сказал он странно тихим голосом.

– Конечно, – сказал священник, поднимаясь.

Он медленно двинулся туда, где, как мне было известно, горела всего лишь одна свеча. Мистер Коллопи тяжело опустился в кресло и сгорбился в нем, погруженный в свои мысли, безучастный ко всему вокруг. Он механически потягивал свое питье, пристально уставившись сквозь решетку плиты на отблески пламени. Брат легонько подтолкнул меня локтем и закатил глаза.

– Ах, дорогая, о... – печально пробормотал мистер Коллопи.

Он снова наполнил свой стакан, не забыв при этом и отца Фарта.

– Мы не знаем ни дня... ни часа. Все приходит к тому, кто умеет ждать. Все это очень грустно.

Он снова замолчал и сгорбился. Очень-очень долго не доносилось ни единого звука за исключением тиканья будильника, висящего над плитой, которое мы услышали, казалось, только сейчас. В конце концов отец Фарт тихо вошел в комнату и сел на свое место.

– Я очень доволен, Коллопи, – сказал он.

Мистер Коллопи озабоченно посмотрел на него.

– Это было, – спросил он, – это было?..

– Она успокоилась. Все ее немногочисленные невинные грешки отпущены. Мы видим здесь Божье милосердие в действии. Она успокоилась. Она улыбалась, когда я уходил. Бедняжка очень больна.

– Вы... сделали все необходимое?

– Разумеется. Благостное духовное спасение отнюдь не всегда лишь другое наименование смерти. Часто оно означает чудесное выздоровление. Я знаю множество подобных случаев.

Тут заговорил брат:

– Не сходить ли мне за доктором Бленнерхассеттом?

– Нет-нет, – ответил мистер Коллопи. – В любом случае он должен зайти сегодня вечером.

– Давайте не будем столь самонадеянны, Коллопи, – мягко сказал отец Фарт. – Пути Господни неисповедимы. Возможно, она встанет на ноги через две недели. Мы должны молиться.

Но через четыре дня миссис Кротти скончалась.

8

Примерно в то же время, когда умерла миссис Кротти, «бизнес» моего брата вырос до удивительных размеров. Он установил в холле ящик – настоящую коробку из-под мыла от Дэвиса-бакалейщика – и взял за правило каждый день утром спускаться вниз, чтобы перехватить небольшую лавину писем, скопившихся там прежде, чем они попадутся на глаза мистеру Коллопи. Для своих операций брат до сих пор использовал наш домашний адрес. Все еще оставаясь профессором Латимером Доддсом, он сделался вдобавок Превосходным Букмекерским Бюро, действуя, как я подозреваю, в соответствии со старой системой разделения клиентов на группы в количестве, равном количеству лошадей в данном забеге, и прикрепления к каждой группе определенной лошади независимо от ее реальных шансов. Какая бы лошадь ни выиграла, всегда найдется группа клиентов, поставивших на нее, а одно из деловых правил, введенных братом, состояло в том, что выигравший клиент должен послать ему гонорар в пять шиллингов. Теперь он стал открыто курить дома, и несколько раз я видел его входящим в паб или выходящим из него, обычно в сопровождении каких-то потрепанных типов. У него завелись кое-какие деньжата.

Он также организовал школу журналистики «Зенит», которая претендовала на то, что способна за двенадцать «ясных, аналитических, точных и не имеющих аналогов уроков» научить людей в совершенстве владеть пером. Кроме того, брат попытался наводнить Британию трактатом о содержании птиц в клетках, изданным «Симплекс Нейчур Пресс», которая выпустила также и «Пособие для Садовода». Обе работы были, разумеется, составлены из материалов, надерганных из книг Национальной библиотеки. Он избавился от своего маленького печатного станка и нанял для изготовления своих брошюр какого-то изможденного типа, имевшего весьма смутное представление о технике. Однажды брат попросил меня получить для него оттиски, выдав мне на расходы два фунта. Что дало мне некоторое представление о соответствии его претензий истинным возможностям.

В тот день, когда останки миссис Кротти были перенесены в церковь на Хаддингтон-роуд, брат, похоже, находился в дурном расположении духа. Он не вернулся домой после окончания церемонии и, не сказав никому ни слова, отправился куда-то, скорее всего в паб. Явился он на следующее утро еще до рассвета, в ужасном виде, весь мокрый, что называется «краше в гроб кладут». Я в тот момент думал о Водсворте и его несчастной «Трогательной ошибке». Брат, все еще пребывая в плохом настроении, как обычно, спустился вниз, чтобы забрать почту.