Трудная позиция - [51]

— Послушайте, Крупенин, неужели и теперь вы не видите, что Красиков разгильдяй? И вообще, зачем вам нужно раздувать этот костер, когда можно без труда затушить его?

— Это вы раздуваете, товарищ майор, — возразил Крупенин..

— Я?.. Мило-весело! Может, расшифруете эту свою реплику?

— Позвольте, позвольте, — вмешался вдруг Осадчий. — А вы сами-то уверены, что Красиков разгильдяй?

Вашенцев недоуменно развел руками:

— Странный вопрос, товарищ полковник.

— Вот как? Зачем же вы задали его Крупенину?

— Крупенин защищает Красикова, товарищ полковник.

— А вы, значит, обвиняете? Интересно. У вас как в суде. Ну что ж, тогда и мне кое-что выяснить позвольте... Скажите, известно ли вам, что произошло дома у Красикова? Почему его мать лежит сейчас в больнице? Почему, наконец, он скрывает это все от друзей и от вас лично, товарищ майор?

Глаза Осадчего, как острые буравчики, впивались в Вашенцева.

— Вы хотите сказать, что нам не следует разговаривать о своих делах на бюро? — спросил Вашенцев.

— Наоборот, — возразил Осадчий. — Это очень хорошо, что вы собрали бюро. Но вы старательно уходите от главного.

— А именно? — Вашенцеву не хотелось терять своей независимости.

— Людей вы своих не знаете, — продолжал Осадчий.. — И узнать не стараетесь. По внешним признакам судите: написал курсант рапорт — плохой, сказал что-то необдуманно — тоже плохой. А почему плохой? По какой причине? В чем, так сказать, соль? Ключ в чем?

Глаза-буравчики не отступали от Вашенцева, так и кололи его. Нужны были усилия, чтобы выдержать этот взгляд. А тут еще члены бюро, будто сговорившись, поддакивать Осадчему стали: верно, дескать, есть грех такой в дивизионе.

— Разрешите мне? — попросил слова Крупенин и встал, упершись, ладонями в спинку стула. — Я вот что скажу, товарищи. Нас волнуют сейчас неприятности, связанные с Саввушкиным и Красиковым. Это понятно. Конечно, жить спокойно куда лучше, нежели в тревоге и неприятностях. Но ведь речь-то идет о людях, о наших младших товарищах. Так почему же мы не спросим себя: а что каждый из нас сделал, чтобы помочь, например, Красикову?

Вашенцев заметил с иронией:

— Кто хочет учиться, тот учится без помощи.

— А я не убежден, что у Красикова нет желания учиться, — сказал Крупенин. — Я убежден в другом. Мало у нас чуткости, товарищи. Не всегда мы серьезно задумываемся над судьбой того, кто нетвердо идет или оступается.

— Верно, — согласился Осадчий.

— Так то же другой вопрос, товарищ полковник, — сказал озабоченно Вашенцев. — К нему и подготовка нужна иная. Нельзя же так: начали о дисциплине, а теперь...

— Это один вопрос — дисциплина и чуткость, — возразил Осадчий. — Но подготовить, бюро для его обсуждения действительно надо. А вы собрались, я вижу, так, налегке.

Кто-то подсказал:

— Может, отложить тогда заседание?

— Конечно. Зачем же обсуждать с ходу...

Вашенцев подумал: «Может, и в самом деле отложить? А то ведь Осадчий теперь так и будет стоять на своем. Да и Крупенин при нем уж чересчур храбрым сделался».

— Ну что же, отложить — так отложить, другого ничего не придумаешь, — сказал Вашенцев. — Только записать нужно, чтобы в следующий раз Крупенин пришел на бюро не с этим своим «убежден» или «не убежден», а пусть объяснит серьезно, почему ушел Саввушкин и почему продолжается возня с Красиковым?

— И бюро чтобы знало, — вставил Осадчий.

— Так это само собой, — ответил Вашенцев.

— Нет, не само собой, — настойчиво поправил его Осадчий. — Это главное, это нужно понять каждому...

* * *

После заседания, когда кабинет опустел, Вашенцев оделся, потушил свет и, задумавшись, остановился у окна. Ему было хорошо видно, как вышел из подъезда полковник Осадчий и заторопился вслед ушедшим вперед офицерам. Вот он поймал за руку Крупенина и, задержал его под ближним фонарем, наверное, для того, чтобы поговорить наедине. «Странно, — подумал Вашенцев. — Неужели не наговорились».

Осадчий и Крупенин, постояв немного, ушли. Но Вашенцев уже не мог успокоиться. Пока запирал дверь и спускался по каменной лестнице вниз, потом брел, не торопясь, через двор училища к проходной, все время думал, что теперь, конечно, Осадчий от дивизиона не отцепится, что ему, Вашенцеву, нужно будет ухо держать востро, чтобы снова не влипнуть в какую-нибудь неприятность.

Над городком плыли тяжелые облака. Звезды словно играли в прятки: то появлялись, то исчезали. Ветер дул где-то поверх крыш, но его леденящее дыхание распространялось всюду, и Вашенцев время от времени подергивал плечами, чтобы согреться. Ему не нравилась такая погода. Кто знает, что этот ветер нагонит к утру: тепло, мороз, пургу? А то еще ни с того ни с сего сыпанет, пожалуй, мокрая ледяная крупка. Тут, на степных азиатских перевалах, возможно и такое. Однажды Вашенцев видел даже, молнию во время бурана. Было это год назад, в конце декабря, возле проходной училища. Ему показалось тогда, что произошло замыкание электрических проводов. Но это ударил гром, самый настоящий гром, какой бывает во время летней грозы. А на другой день в местной газете он прочитал заметку «Редкое явление природы». Сейчас, вспомнив об этом, подумал с досадой: «Тут что ни день — явление».