Трудная позиция - [48]

— Почему же безответственные, товарищ генерал?

— Да потому, что не на фактах они основаны, а на интуиции. Конечно, интуиция — вещь хорошая, но... — Забелин многозначительно поднял палец. — В своем дневнике вы все-таки делаете упор на факты, на логику. И довольно убедительно у вас там получается. И перед нашим учебным отделом некоторые вопросы вы поставили тоже обоснованно. А с Красиковым не то, совсем не то, Крупенин. Поймите.

— Но я думаю, товарищ генерал, что неподанный рапорт не дает права принимать какое бы то ни было решение.

— А вот это уже логично, — согласился Забелин и повернулся к Вашенцеву. — А интересно, на имя кого написан рапорт, скажите, товарищ майор?

Вашенцев развел руками.

— Просто так, товарищ генерал, — сказал он, стараясь не торопиться. — Рапорт, и все. Адресата нет. Но я с Красиковым разговаривал. И он...

— Ясно. А вы мне этого раньше не говорили.

— Так я же вообще, товарищ генерал, решил поставить вопрос о Красикове еще до рапорта. Он и мне, и командиру взвода заявлял о своих намерениях. А тут просто лишнее подтверждение. И я прошу, товарищ генерал, избавить дивизион от неприятностей.

— А я прошу дать мне возможность поработать с Красиковым, — сказал Крупенин решительно и настойчиво.

— Ну все! — Генерал поднял руку и сердито хлопнул ладонью по столу. — Педсовет пока проводить не будем. Подождем. Ясно? — Он посмотрел в сторону Осадчего и прибавил внушительно: — А если Красиков будет продолжать выкидывать свои фортели, отчислим безо всякого разговора.

Когда Вашенцев, Крупенин и Корзун ушли из кабинета, Осадчий сказал генералу:

— Ох и Вашенцев!.. Отколол номер. И вас-то в какое положение поставил.

— Да, подвел он меня, — ответил Забелин сумрачно.

— Он всех подвел, Андрей Николаевич. С ним бы на партийном бюро потолковать следовало.

Забелин посмотрел на полковника так, словно только что увидел его, и возмущенно вздохнул:

— Не пойму я вас, Артемий Сергеевич. То вы призываете не спешить, получше разобраться, а то вдруг о партийном бюро заговорили. Странно...

— Значит, молчать будем?

— Ну а что же? Кричать на весь округ? А я, хотите знать, сочувствую Вашенцеву и уверен, что нам еще придется столкнуться с этим Красиковым не раз.

— Не знаю, придется или нет, — сказал Осадчий. — Но меня беспокоит больше Вашенцев.

Правда, беспокоил Осадчего и сам Забелин с его снисходительным отношением к Вашенцеву. Только пока об этом он ничего не сказал ему.

* * *

Вечером Забелин вернулся домой усталый, будто с тяжелых учений. Усталость пришла после того, как он отменил заседание педсовета. Дело было, конечно, не в самом этом факте. Отменял он подобные заседания и раньше, и не один раз. Но раньше отменял сам, по собственной убежденности, ни в чем не сомневаясь. А сегодня вышло так, будто кто-то другой принял за него решение, а ему ничего не оставалось, как согласиться.

Дома Забелин застал одну Надю. Она играла на пианино.

— Ты хочешь, наверное, ужинать? — не отрывая пальцев от клавиш, — спросила Надя.

— Пока нет. — Андрей Николаевич, чтобы не мешать дочери, прошел к своему столу и развернул газету.

Он смотрел в газету и с горечью думал, как все-таки нелепо все складывается. Ему почему-то вспомнились обидные слова командующего войсками округа после случая с Саввушкиным: «Вы не держите руку на пульсе училища, генерал Забелин. Отсюда и неожиданность такая». Забелин в душе был убежден: не в руке и не в пульсе дело, а в новом командире батареи, которого кадровики, не разобравшись, подсунули училищу.

Сейчас, чтобы получше все взвесить, Забелин попробовал представить, а что было бы, если б батареей командовал, например, не Крупенин, а такой офицер, как Вашенцев? Саввушкин, безусловно, был бы тогда отчислен по первому рапорту, а Красиков — по первому своему разговору. И полковник Осадчий не имел бы, наверное, причины возмущаться действиями командира дивизиона.

«Ох, этот Осадчий, Осадчий! — тяжело вздохнул Андрей Николаевич. — Нет чтобы помочь Крупенину побыстрей освоиться на новой должности, так он сам его с толку сбивает. И Вашенцев тоже хорош. Почему, он, действительно, не сказал сразу, откуда появился у него рапорт? В конце концов можно было решить все без рапорта. А теперь... Ну будь на месте Вашенцева другой, я бы, конечно, всыпал, не постеснялся...»

Забелин не заметил, что дочь подошла,к нему и неслышно притаилась за спиной. Он ощутил ее руки на своих плечах и щекочущее дыхание у самого уха.

— Ты, слышал, что я играла, папа?

Андрей Николаевич улыбнулся. Он знал почти все вещи, которые исполняла Надя, но сегодня она играла что-то совершенно незнакомое. И хотя мысли его сейчас были далеки от музыки, он понял, что играла она, вероятно, свое, только что сочиненное.

— Тебе понравилось? — продолжала допытываться Надя.

— Обожди. Уж очень быстро ты меня атаковала. Я ведь не музыкант, чтобы так вот, сразу, и оценить. — Андрей Николаевич взял дочку за руку и вывел из-за кресла. — Ты скажи мне прежде, на моем столе хозяйничала?

— Да, папа, я все письма разложила в папки и убрала в стол.

— А вот здесь лежали два свежих, от Суханова и Птахи, с фотографиями?

— Они тоже в столе. Я же знаю, если ты сделал пометку синим карандашом, значит, надо положить в синюю папку, а если обыкновенным — в желтую. Правильно?