Трудная пациентка - [17]

Пожухлые тёмные листья чуть заметно колыхнулись и начали наливаться сочной зеленью.

– Ничего себе! – восхитился никогда не скрывавший своих эмоций Лоханкин. Остальные молчали.

– Как видите, хронометраж прямой, – на всякий случай обратил внимание собравшихся на таймер Леонид. – Я не собираюсь никого вводить в заблуждение, пуская запись с конца до начала.

Через минуту над излучательной панелью, как ни в чём не бывало, зеленел великолепный представитель Artemнsia absнnthium.

– Почему вы не обратились в компетентные организации? – спросил Щёткин. Говорил он спокойно, но лицо его покрылось багровыми пятнами – верный признак крайнего раздражения.

– Я не обратился? – возмутился Бердин. – На протяжении многих лет я стучался во все двери. Просил, уговаривал, требовал! Мне отвечали, что масштабные проекты требуют весомых вложений, а их, учитывая сложившуюся ситуацию, на медицину нет. Исследования не были доведены до конца.

– Медицину! – воскликнул Лоханкин. – Неужели вы не понимали, что открытие может касаться не только медицины?!

Взгляд доктора стал колючим.

– Я врач, – отчеканил он. – Исследования были нацелены на решение конкретных задач. Более того, вынужден настаивать, тема борьбы с онкологическими заболеваниями должна и далее оставаться ведущей. В противном случае, я отказываюсь передавать данные. Я знаю, только ваш Комитет способен сейчас повлиять на ситуацию, найти специалистов и средства, чтобы довести начатое. Именно поэтому я требую, чтобы работы в области медицины не были вычеркнуты из списка первостепенных задач.

– Уж не шантаж ли это? – плотоядно прищурился Щёткин.

– Назовите, как хотите, – Леонид набычился. – Честно говоря, мне терять нечего.

– Ну, ну! – поспешил вклиниться в намечающуюся перепалку Рахматов. Разговор грозил зайти в тупик. – Разве кто-то говорит, что медицина будет забыта сразу после передачи результатов вашей с Авдотьевым работы? Думаю, исследования могут идти параллельно. Обязуюсь лично принять участие в разработках, касающихся медицинских вопросов.

– Рушан, время… – попытался возразить Лоханкин, но, поймав взгляд того, осёкся.

– Да, и ещё… – доктор уселся в кресло и, не отрывая глаз от покачивающейся перед ним полыни, произнёс. – Надеюсь, именно в этом заключалась возложенная на меня Инженерами миссия. Я её выполнил. У меня масса забот, крайне не хотелось бы от них отвлекаться.

– Я тоже надеюсь, – взял себя в руки Щёткин. – Одного не могу понять, доктор, почему вы раньше молчали? Ведь ассоциации очевидны, – он кивнул на два лежащих рядом снимка.

Лицо Ильи Муромца смягчилось.

– Кое-кто помог увидеть мне в гибнущей планете свою пациентку. И не просто увидеть, а в полной мере почувствовать свою связь с ней. Свою ответственность, если хотите. Простите уж за патетику.

– И что?

– Ничего, – доктор пожал плечами. – Оказалось, Земля тоже одна из миллионов.

Скоро материалы были в полном объёме переданы Комитету. Работа закипела.

8. Опытные образцы и первопроходцы

'Вселись, Господи, в его руки!' – услышал за спиной чей-то торопливый шёпот Рушан и вслед за Бердиным вошёл в операционную.

Распластанное на столе тело женщины пугало своей незащищённостью. В голове Рахматова навязчиво билась мысль – не может не чувствовать человек, как вгрызается в его череп трепан. Казалось, лишённый воли, обездвиженный пациент просто не имеет сил завыть, сорваться с места, умчаться от утолщённого на конце фриза и костных кусачек. Рушан отвернулся. Хорошо, что лицо спящей отгорожено ширмой. Череп выглядел обезличенным, как что-то неодушевлённое и бесчувственное. И всё же Рахматов поймал себя на том, что руки у него мелко дрожат.

– Зрелище не для всех. – Глаза Бердина насмешливо сузились. – Ваша помощь потребуется позже. Можете проветриться.

– Спасибо. – Рахматов на ватных ногах отошёл к окну. Злиться на ехидство хирурга сил сейчас не было. Он с содроганием слушал звон инструментов и заглушённые масками голоса. 'Надо бы доработать прибор, чтобы не приходилось ковырять черепушку… как там они это называют… обширный базальный доступ? Бр-р-р! А ведь есть, наверно, такая вероятность'. Рахматов задумался.

– Рушан Галлибулаевич, ваш выход! – раздался в операционной сочный бас Бердина.

Рушан обернулся.

– Да, я готов.

Микроскоп-модулятор вывел масштабированное операционное поле в трёхмерную плоскость. Сосуды и капилляры толщиной с конский волос образовали на серовато-жёлтой поверхности причудливый узор. Жало торсионного генератора скользило вдоль изуродованных сосудов, заключая их в невидимую для глаза оболочку. Бердин напоминал теперь Рахматову высокоточный механизм. Даже дыхание и биение сердца хирурга, казалось, подчинено движению тончайшего волокна. Лишь изредка он поднимал голову, чтобы операционная сестра промокнула усеянный каплями пота лоб, и делал пару глубоких вдохов. Рушан отслеживал и регулировал бегущие по дисплею генератора показатели. Он уже успокоился и сосредоточился на своей работе. Едва кончик микроскопического жала приближался к наросту на сосуде, Рахматов усиливал излучение в чётком соответствии с таблицами. Монитор пестрел цифрами, глаза слезились, спину и шею ломило от напряжения. Стоит поработать и над тем, чтобы мощность излучения корректировалась автоматически.