Трудная коррида - [8]

И от этих бычков, плывущих - шагающих на своих негнущихся ножках с узлами на коленях, и от их глаз навыкате, полных прекрасного детского удивления, и от бледно-розовых ртов, которыми они не то щиплют травку, не то по зернышку собирают росу, и от коротких рожек - на память приходят детские стихи:

Идет бычок, качается,

Вздыхает на ходу.

Ой, доска кончается,

Сейчас я упаду!

Эти кастильские бычки еще не знают, что бывает, когда "доска кончается". Не задумываются. Не доходят до этого своей бычьей фантазией. Наверное, они вообще не думают о "конце доски", а мечтают о юных подругах, ибо эту мечту вложила в них сама природа.

Но я-то знал, что эти бычки выращиваются специально для корриды.

...Роса - кровь испанской земли, страдающей белокровием. А у бычков с кровью все в порядке, гемоглобин в норме, никакого белокровия - алая кровь. Вы в этом можете убедиться, если побываете в пласа де торос, на корриде.

8

В ожидании похода Гена с товарищами укатил на велосипедах куда-то далеко в сторону Карелии.

Но каждое утро он звонил в Ленинград. Справлялся, что слышно о походе. О походе ничего не было слышно. То директор колебался, то не хватало денег.

А Гена все звонил. И однажды ему ответила Майя Викторовна. Она дежурила в этот день по школе и сняла трубку.

- Гена? Где ты? Гена?

- Далеко и близко, - ответил он.

- Молодец! Хвалю за точность! Что поделываешь?

- Жду, - что-то прорвалось в нем, он заволновался. - Только и делаю, что жду. Может быть, я жду напрасно?

Его голос звучал издалека, и эта даль придавала его словам новое звучание. Даже смысл слов менялся. И Майя поняла это, расслышала, уловила полутона. И вдруг вспомнила странный разговор, который произошел у них с Геной как-то случайно, на улице.

Гена спросил:

- Майя Викторовна, вы верите в любовь?

- Верю, - ответила она.

- В мою любовь верите?

- Верю в твою любовь.

- Как хорошо, что вы верите в мою любовь! - обрадовался Гена, негромко обрадовался. - По-моему, самое страшное, когда не верят... в любовь... Тогда и жить не надо, правда?

Она посмотрела ему в глаза. Так внимательно посмотрела и ответила:

- Правда.

Она не сразу ответила "правда". Помедлила. Может быть, и не поняла, что это было признанием в любви к ней.

Но тогда в ее отношении к Гене произошел какой-то сдвиг. Гена предстал перед ней в другом свете. Старая щербатая стена - великая школьная стена - дала трещину.

Никто этого не заметил. И в первую очередь этого не заметил сам Гена.

- Гена! - сказала Майя Викторовна по телефону. - С походом все в порядке. Возвращайся.

- Ура! - крикнул Гена в трубку, и все, кто был на почте, переглянулись. - Сейчас же двинусь в путь. Ждите!

Он требовал, чтобы она ждала. И она ответила:

- Хорошо! Буду ждать.

Она отвечала, и каждое ее слово - обычные слова "буду", "хорошо", "ждать" - звучало для Гены музыкой, расцвечивалось удивительными красками и увеличивалось в своем значении. И это уже были не простые слова, а слова-гиганты, слова-созвездия, составленные не из букв, а из звезд.

В то же утро Гена выкатил велосипед.

Велосипед - орудие свободы и независимости. Стоит только пожелать, и он помчит тебя куда угодно и когда угодно. Для велосипедиста не существует расписаний, ему не нужны рельсы, горючее, не нужны над головой провода.

- Ребята, я поехал, - сказал Гена. - Послезавтра выезд на Кавказ. Так что я поехал, ребята!

И ребята сказали:

- Валяй! Мы тебя понимаем.

Они стояли в одних трусах, по щиколотку в песке, перемешанном с длинными сосновыми иглами, а он растирал на лбу челку и смотрел на них виновато. Будь его воля, забрал бы всех с собой.

- Пошел!

Это было его последнее слово. Он оттолкнулся, как от берега, занес ногу и очутился в седле.

Он ехал час, ехал два, три... И с каждым часом ему было все труднее. Он дурел от усталости. Его вместе с машиной качало из стороны в сторону. Пекло солнце. Выжигало лоб, щеки, глаза. В глазах вспыхивали и гасли огненные диски. Ноги, усталые, гудящие ноги, как бы стали частью велосипеда и качали, качали... Вверх, вниз. Вместе с Генкой велосипед превратился в вечный двигатель.

Генка сгорбился. Глаза потухли. Велосипед медленно полз по дороге. Гена засыпал. И вдруг глаза юноши закрылись - тяжелые веки опустились и уже не поднялись. Он спал. А ноги работали, и велосипед продолжал двигаться. Спящий велосипедист - он мог врезаться во встречную машину, мог слететь с высокого откоса и разбиться о гладкие неподъемные валуны. Но он держался. Двигался как лунатик по кромке крыши.

И вдруг шоссе свернуло вправо, а спящий велосипедист продолжал двигаться вперед. Только вперед! Он съехал с асфальта и зарылся в песок, перемешанный с сосновыми иголками.

Над ним стояло четкое, как чертеж, звездное небо. Звезды пульсировали: то усиливали накал, то ослабевали. И Генке казалось, что он вообще оторвался от земли и катит на своей безотказной машине по небу, между звезд. И все работает, работает ногами. Он просыпался от падения и снова засыпал. Ему казалось, что он не спит, а едет. И во сне он то подтягивал коленки, то выпрямлял ноги. Вечный двигатель уже не работал, а конвульсировал, затихал, заканчивал свою вечность.