Трудная книга - [7]

Значит, важен не факт изображения зла, а отношение к нему художника. Мало — видеть зло. Ты должен ненавидеть его и активно стремиться к его разоблачению, тогда изображенное зло начинает бить по самому злу.

Все это в не меньшей степени относится и к литературе.

Об этих серьезнейших, принципиальных вопросах спорят писатели, думают и читатели. И вот перед нами одно из читательских писем. Пишет военнослужащий, младший сержант Гришин:

«Культ личности выхолостил литературу, и современность показывалась розовой на голубом. Мало внимания уделялось рядовому члену общества, больше — героям, вообще людям выдающимся. Острые вопросы не обсуждались, и обсуждать их боялись, и человек, сталкиваясь с жизнью, вынужден был самостоятельно искать ответа на обрушившиеся на него вопросы. Часто это были беззубые повести, они не учили бороться со злом в обществе и с разной душевной гнилью в себе. И очень хорошо, что теперь начинает появляться другое. Нужно показывать и «кулисы жизни», читатель пошел такой, что разберется — что к чему. Учить — ведь не значит давать рецепты, это значит — помочь человеку самому сделать правильный вывод».

«Возьмешь иной роман современности, — пишет другой, — там и патриотизм, и чуткость, и счастливый конец, и очищение, и отпущение грехов. Оно и видно, что мы идем в коммунизм семимильными шагами и нам некогда срывать сорняки под ногами. Авось засохнут».

Об этой концепции «авось засохнут», лежавшей когда-то в основе пресловутой «теории бесконфликтности», может быть, и не следовало бы вспоминать, если бы она не проявляла признаков жизни и не давала о себе знать, хотя и не всегда достаточно прямо и ясно. Так, Леонид Соболев в статье «О нашем герое»[2], ратуя за неоспоримый и никем не оспариваемый тезис о первостепеннейшей важности положительного героя, за который ему якобы приходится много терпеть, не только умалчивает об обратной стороне дела и необходимости одновременной борьбы с недостатками, но и выставляет в качестве примера и мерила следующее положение:

«Всякое видели мы на войне — и трусов, и негодяев, и бездарных командиров, кричавших из блиндажа: «Вперед! Вперед!», видели и то, как получают чужие ордена, но ведь не об этом писали, а о том величии духа советского воина, который навсегда будет примером верности Отчизне и революции».

Утверждение неправильное, хотя бы потому, что в самый тяжелый период войны на страницах «Правды», центрального органа партии, была полностью напечатана пьеса А. Корнейчука «Фронт», как раз вскрывающая и разоблачающая негодных командиров, пьеса, которая в значительной степени помогла оздоровлению дел на фронте и, следовательно, делу победы, и, следовательно, фактическому возвеличению нашей Родины.

Я представляю: если бы Константин Симонов в драме «Четвертый» свел бы тени наших погибших воинов с журналистом, который видел этих бездарных командиров, трусов и негодяев, посылавших бойцов в атаку, на смерть, а потом присваивавших их ордена, и молчал об этом, — сколько бы горьких и гневных слов они сказали ему!

А вот уже новые герои говорят их, эти горькие, но идущие от самого сердца слова, вспоминая в романе «Солдатами не рождаются» первые, трудные месяцы войны:

«Если сказать совсем по правде, ненавижу не только немцев, но и самого себя. Всех нас ненавижу за то, что у нас так было. Люблю всех нас, но и ненавижу, потому что мучаюсь тем, как это было… Да что же это такое?.. Как мы это позволили?.. Как мы допустили, чтобы это было?.. Боже ты мой, как это страшно и стыдно!»

И перед нами встает сложный во всей своей исторической реальности клубок человеческих, гражданских и, при всей их боли и горечи, высоких чувств, волновавших тогда всех подлинных патриотов попавшей в беду Родины, — «чувство вины и стыда, и боли, и бешенства за все, что у нас не получается, и радости за все, что у нас выходит».

Вот оно в чем, в той поистине шекспировской трагичности, которую нам пришлось тогда пережить, вынести и преодолеть, заключалось подлинное величие духа советского человека. А укрывательство трусов и негодяев — это не воспевание, а издевательство над ним. И тогда невольно вспоминаются очень интересные слова Ромен Роллана:

«Как много поэтов думают, что они оказали услугу Родине, воспевая героизм, самоотвержение, жертву! Но если они верили в них лишь устами, а не сердцем, если они видели в них лишь весело звучащие слова, а не суровую и трудную действительность, если они искали в них свой личный успех, а не благо других, — они унизили героизм, самоотверженность и жертву, а не послужили им».

Как можно воспевать величие народа и не бороться против того, что позорит и подрывает это величие? Как можно утверждать добро, оставляя в неприкосновенности зло? Можно ли? Можно ли только восхищаться, уподобившись страннице из «Грозы» Островского: «Бла-алепие, милая моя, бла-алепие!» Можем ли мы проходить мимо отрицательных сторон жизни, мимо тяжелых судеб и трудных характеров? Можем ли мы отмахнуться от этих явлений и сделать вид, что они не существуют? Ведь от этого они не перестанут существовать. Больше того, болезнь уйдет вглубь и тлетворное начало начнет действовать и на других, неустойчивых, восприимчивых к болезни. Нельзя бить врага, не видя врага и, тем более, пряча от него голову за камень, чтобы не видеть.