Труд писателя - [35]

Первоначальные опыты писателя, как правило, носят резко подражательный характер. Так, в ранних стихотворениях Кольцова отчетливо обозначилось, с одной стороны, влияние эпикурейской музы Дельвига, а с другой — воздействие мещанского стиля «жестокого романса». Подражательный характер носили и ранние стихотворения Лермонтова, в которых так часто звучали перепевы Жуковского, Козлова и Пушкина. Григорович с громадным трудом пробовал преодолеть литературные воздействия, но все его старания на первый порах оказывались тщетными. После чтения «Разбойников» Шиллера молодой Григорович тотчас же принялся сочинять пьесу из итальянских нравов. Столь же подражательны и первые его опыты в прозе: «Сюжет не вырисовывался, и если приходил, то непременно напоминал «Хуторок» Кольцова или страдания маленького Оливера Твиста Диккенса...» «Чужое» в эту пору решительно преобладало над «своим».

Но и в этих подражательных замыслах все чаще обозначались попытки одаренного писателя освободиться от сковывающих влияний, обрести желанную самостоятельность. Так, уже в ранних опытах Лермонтова фигурирует новая, характерная для него, трактовка традиционного сюжета. В своем переложении «Кавказского пленника» он драматизирует сюжет пушкинской поэмы. «Пленник Пушкина не может любить черкешенку... и сожалеет об этом»; в отличие от него пленник Лермонтова «не хотел ее любить». Лермонтов резко изменил конец поэмы: «у Пушкина пленник счастливо достигает казачьей станицы, а черкешенка с тоски бросается в реку; у Лермонтова пленника убивает отец черкешенки, а сама она с отчаяния гибнет в Тереке»[32]. Точно так же в подражательных и эпигонских в целом стихотворениях сборника «Мечты и звуки» изредка уже мелькают зрелые некрасовские мотивы, звучат его характерные интонации, его дактилические окончания.

Молодому писателю предстоит многое. Он должен будет научиться рисовать людей во всем их конкретном своеобразии. Он должен будет отказаться от бесплодной, хотя и эффектной, выдумки, от выспренних сравнений и метафор. Он должен будет овладеть искусством глубокого психологического анализа, чуждого рационалистическим трафаретам. Он должен будет стать тонким наблюдателем окружающей его действительности и в то же время истолкователем ее самых сложных и загадочных процессов.

Шаг за шагом определяет молодой писатель свои «несовершенные зачатки». Он мало-помалу находит свои любимыё жанры, отказываясь от того, что чуждо его таланту. Бальзак оставляет мысль писать трагедии, Беранже столь же решительно порывает с «христианскими идиллиями» в духе шатобриановского «Гения христианства», которым он прежде так увлекался. Этот внутренний рост молодого писателя происходит тем интенсивнее, чем больше решительности проявляет последний к своим ранним «пробам пера». Все великие художники слова проявляли эту величайшую требовательность к себе. Бальзак уничтожал ранние романы, написанные им для рынка под различными псевдонимами. Флобер радовался тому, что не издал свои юношеские произведения: «Как бы я краснел теперь!» Как сообщает наблюдавшая Льва Николаевича А. А. Толстая, «литератор пробивался в нем довольно медленно, и он долго не доверял своему великому таланту».

Следует особенно подчеркнуть положительную роль влияния, которое оказывали на молодых писателей их идейные друзья и наставники. Белинский многому научил в начале 40-х годов таких начинавших в ту пору свою деятельность писателей, как Герцен, Гончаров, Тургенев, Григорович, Некрасов, Щедрин, Достоевский. В особенно счастливом положении оказался Мопассан: его литературным воспитанием руководил такой опытный мастер слова, как Флобер. С исключительной настойчивостью заставлял он своего ученика работать, приучая его к произведениям большого размаха, требующим продолжительного времени и упорного творческого труда.

Найти наиболее адекватную форму переживаниям — не в этом ли состоит задача всякого писателя? Однако пройдет много времени, прежде чем молодой поэт, беллетрист и драматург вполне овладеет этой способностью. Пушкин уже в первом печатном произведении замечает: «Хорошие стихи не так легко писать», — этому искусству он будет учиться всю свою творческую жизнь. Особенно поучителен в этом плане пример молодого Достоевского; вспомним его неустанные беседы с братом о достоинствах Гомера, Шекспира, Шиллера, Гофмана или уроки, которые он еще в юности давал брату о значении поэтической формы, а также его призывы к выдержке. «Идеи смолоду так и льются... Лучше подождать побольше синтезу». Как немногие из молодых писателей своей поры, Достоевский понимал определяющее значение продолжительного труда («Все, что написано сразу, — все было незрело»), как немногие, стремился он к достижению высот художественной выразительности: «Я хочу, чтобы каждое произведение мое было отчетливо хорошо». Все эти указания и требования сохраняли актуальность на протяжении многих десятилетий и нисколько не утратили ее в наши дни.

Для того чтобы годы учения писателя были возможно более успешными, ему следует учиться на маленьких вещах. Об этом неустанно напоминал Горький: «Начинать работу большими романами — это очень дурная манера, именно ей мы обязаны тем, что у нас издается множество словесного хлама. Учиться писать нужно на маленьких рассказах...» «Сначала, — указывал Горький, — надо писать очерки, затем расширять их до степени рассказа, надо учиться писать на малом». Вс. Иванову он дает «хороший практический совет: не пишите года два-три больших вещей, вышкольте себя на маленьких рассказах, влагая в них сложные и крупные темы».