Тройка неразлучных, или Мы, трое чудаков - [30]

— Конечно, здесь лучше, — снисходительно соглашается Беранкова. Она выпила чашечку черного кофе и выглядит совершенно умиротворенной.

Игра в футбол, которую затеял пан учитель, несколько необычна, потому что никто, собственно, не знает, у кого теперь мяч. Просто все кувыркаются на траве — особенно с тех пор, как к ним присоединились и малыши. Малыши не так давно приплелись сюда со своей учительницей и чьей-то мамой и решили, что на поле играют в рыбок и рыбаков.

— Ну что, как ты там? — кричит Данка увлеченному чем-то Пипу, который несется непонятно куда.

— Отлично! — восторженно отвечает Пип и падает, потому что Ярда как раз ставит ему подножку.

Данка подождала, пока не убедилась, что Пип поднялся и бежит дальше. Он чуть-чуть прихрамывает. Данка исчезает. Пип не должен знать, что она была свидетелем этой сцены. Немножко похолодало. Который теперь час? Кажется, что гуляют они давно-давно. Маме наверняка их поход представляется бесконечным. Собственно, где Марьяна? И что это там за переполох?

— Ну, попробуй припомнить, когда ты в последний раз видел его у себя? — спрашивает пан учитель удрученного Вашека.

— Как же я могу это знать? — жалуется Вашек. — Мы все шли да шли.

— Но ты же его не бросал?! Скорее всего, куда-нибудь положил, когда вы отдыхали. Вспоминай!

— Да разве мы где-нибудь отдыхали? Я же говорю, мы шли и шли — до одурения.

— Пить хотелось?

— Еще бы!

— Но по дороге ты вынимал бутылку с водой или нет?

— Нет.

— Да как же нет?

— Бутылка у меня была в сетке. В хозяйственной сумке у меня лежали компас и бинокль. И я не смел его потерять. Папа говорил…

— Понятно.

— Ничего не понятно… Я все могу потерять. И сетку, и ботинки, и сумку для хлеба. Только не бинокль и не книжки. Бинокль и компас — папины, а книги я с собой не брал.

— Лучше бы ты и бинокль оставил дома.

— Я же думал, что нам придется чего-нибудь рассматривать. А мы только шли да шли. А папа предупреждал, чтобы я не потерял… Обычно он этого никогда не говорит. Только о книгах… а этот бинокль…

— Так чего же ты забыл о его предостережении?

— А если у меня другие заботы? Не могу я об одном и том же помнить весь день.

Пан учитель вздыхает.

— Ну, пошли. Посмотрим, поищем, раз уж у тебя были и другие заботы. Только надо предупредить пани учительницу. Далеко мы не уйдем. Нам ведь скоро домой возвращаться.

— Вот и ходи с такими на прогулки, — сердится Беранкова, — как будто не известно, что каждый спортсмен прежде всего должен… — Но ни пан учитель, ни Вашек уже не слышат, что прежде всего должен спортсмен.

— Не ждите нас здесь! — уже издали кричит пан учитель. — Мы подойдем прямо к автобусу!

И на всех вдруг сразу нападает усталость.

— Ну, шевелитесь, шевелитесь, — подгоняет Беранкова, — шоферы, наверное, уже ждут. И разделитесь по классам, чтоб мы могли вас пересчитать. Но ребята плетутся кто как может.

— Ты чего это, охромел? — усмехается Ярда. — Не упал, часом?

— Да нет, — отвечает Пип, пытаясь идти ровно.

— Нет? Ну так не падай и теперь! — советует Ярда и снова пробует дать Пипу подножку.

Но Пип настороже. Он незаметно замедляет шаг, рассчитывая, что Ярда постарается догнать остальных. Но Ярда не старается. Они тащатся в самом хвосте. Пип прибавляет ходу.

— Куда спешишь? — останавливает его Ярда.

Сам он вообще никуда не торопится. Напротив, он, кажется, расположен поболтать. Они идут среди виноградников.

— Глянь-ка, — показывает Ярда наверх. — Какой-то болван думал, что посадил виноград, а у него выросла груша. Или что-то вроде этого. Да еще такая хилая.

Пип смотрит. И тоже удивляется — неужели это дерево? На нем нет ни листочка.

— Вот бы залезть, — говорит Ярда.

Пип слабо кивает.

— Да куда тебе. Ты даже до нижних ветвей не дотянешься. Ты только кляузничать умеешь. Да еще трескать мороженое. Что ж, если мамка каждый день пять крон дает. А для похода вон даже купили новую сумку для провизии. Ты и бегать-то не умеешь — тут же растянешься. Ну спорим, что ты не дотянешься даже до этой хилой грушки?

Пристройка, возле которой прилепилась груша, на самом деле довольно высокая. Но Ярда уже залез на нее. Теперь и Пипу делать нечего. Он карабкается за Ярдой. Стенка вблизи вовсе не такая гладкая, как казалось издали. Там, где цепляется Ярда,

Пип тоже может удержаться. Пип даже не смотрит вниз, а только следит за ногами Ярды, которые маячат у него над головой, и вдруг понимает, что по деревьям Ярда лазает не лучше, чем он. Вот Ярде, наконец, удалось укрепиться наверху, и он смотрит вниз. Но Пипа там уже нет. Он — рядом. Ярде невдомек, что в последний момент он чуть было не свалил Пипа, съездив ему ногой по голове. На сей раз нечаянно.

— Ну, — ворчит он, — сюда-то каждый дурак заберется. А вот на дерево…

Пип карабкается дальше. Тут полно ветвей. И лезть вовсе не трудно. Теперь он только следит за тем, чтобы Ярда случайно не угодил ему ногой по макушке. Но Ярда вроде передумал. Что-то затрещало под ним, что-то взвизгнуло, и он очутился внизу.

«Ну, теперь я тебе покажу, — грозит Пип. — Сюда-то не каждый дурак заберется. А редкий…»

Пип даже не знает, что, собственно, этих слов он даже не произнес вслух. Он взбирается все выше и выше. Если бы он раньше знал, что это так легко.