Тройка - [45]

Сандра схватила своего парня за локоть, и они выбежали из дверей прочь. Над парковкой сверкнула молния, и громыхнул гром. Двое от меня убежали, но двое еще оставались.

— К-как т-тебя зовут? — спросила я женщину.

— Дора, — ответила она и рванулась к двери, потащив за собой мальчика.

Одно мгновение, и я была на другом конце комнаты, загородив дверь. Должно быть, я прыгнула туда, как лягушка.

Дора пошла на меня с кухонным ножом. Что за женщина! Она, наверное, держит его в сумочке, чтобы чувствовать себя в безопасности в темное время суток. И теперь она защищала свое потомство этим куском нержавеющей стали. Она воткнула блестящее лезвие глубоко в мое тело и прокрутила. Прекрасно! Мне бы такую мать.

Но с такой штукой, как я, так просто не справиться. Мои кровеносные сосуды уворачивались от лезвия ножа с легкостью изюма в пудинге. Чтскго, конечно, вывалилось наружу, но это только увеличило мой голод.

Дора отпустила рукоятку ножа, отскочила от меня в сторону и чуть не споткнулась о мальчика.

— Отойди! — крикнула она ему.

Эта Дора была великолепна. Мне захотелось поглотить ее с вишенками на сосках и мятными леденцами между пальцами ног. Я достала ее нож из своей шеи и направила его на нее.

Она и ее ублюдок вместе рванулись к двери, и на этот раз она об него споткнулась. Воспользовавшись этим, я прыгнула и приземлилась ей на спину. Дверь захлопнулась за спиной мальчика.

Я боролась изо всех сил, пытаясь придавить ее к полу. Она выбила нож из моей руки, уперлась ногой мне в живот и, оттолкнувшись, освободилась. Изгибаясь, доползла до стиральной машины и прислонилась к ней спиной.

Ее губы беззвучно шевелились, но глаза были совершенно пустыми, как будто она покинула прачечную, оставив там лишь свое тело.

Я постаралась собраться с мыслями. Червяк прополз по щеке и попытался вкрутиться под глазное веко. Я сбила его пальцем, и в знак протеста он забил крыльями.

Пары бежевых крыльев прорезались по всей его спине. Другие черви тоже обзавелись зарослями легких антенн. Мотыльки. Я вырастила выводок червей-мотыльков.

Это была не моя идея. Они просто внезапно выскочили. В принципе я была разумной девочкой. Просто нужна была хорошая женщина, чтобы меня успокоить. Да, чтобы она легла на меня сверху, и успокоила, и не дала мне развалиться.

Моя стиральная машина переключилась на режим полоскания.

Я подползла к Доре и попыталась успокоиться. Не хотелось ее торопить. Можно по-плохому, но можно и по-хорошему. Я стала на колени около Доры и обняла ее какими-то из своих рук. Мы будем счастливы втроем, Дора, Алекс и я. Годы спустя мы будем смеяться, вспоминая этот день, и между нами будет полное согласие.

Я положила голову ей на плечо, чувствуя себя очень хрупкой. Как будто я стояла на краю утеса около океана и любой порыв ветра мог сдуть мое тело в облако мотыльков и стрекоз, копошащихся муравьев и извивающихся угрей. Но ветер не мог достать меня в той тесной и затхлой прачечной. Поэтому моя плоть осталась на костях.

Она была мне необходима. Я умирала от голода. Дюжины неизвестных ранее новых гланд выросли у меня в мозгу. Без моего на то согласия.

Дора и головы не повернула. Она не хотела смотреть на меня. Она была на какой-то другой планете. Я постучала лбом ей в плечо. Слезы потекли из всех моих глаз. Но Дора умерла для этого мира. Она теперь была не вкуснее мертвых равиоли.

Я отодвинулась и попыталась поймать ее взгляд. Если она не будет обращать на меня внимания, я не смогу ее съесть. Водянистый комок прогремел вверх по моей шее, надувая бугры из ярко-голубой кожи, покрытой красными прыщами, с выпирающими из нее белыми хребтами. Я завизжала свою голодную песнь и погрозила Доре клацаньем челюстей и плевками аммиачной слюной.

Я приблизила к ней лицо. Показала, как яд капает с мандибул. Но она не боялась меня.

Не слишком ли я суетлива? Мне хотелось все сделать правильно.

Я потрясла кулаками в ее направлении. Мои кулаки грохотали, как бобовые стручки, светились, как светляки. Она смотрела прямо сквозь меня.

Мой мозг бродил комками чернильного раздражения. Швы моего черепа чуть не разошлись под огромным давлением спинномозговой жидкости, в то время как кора головного мозга сжалась в бледно-лиловую губку, твердую, как кость. Я зашипела на противную розовую женщину, и мои квадратные кости раскрылись. Глотка наполнилась непрошеными зубами — акульими, крысиными, змеиными… Кожа задвигалась от деформаций.

Белый разряд разрезал небо снаружи, разбросав сияние по веткам сосен. Сверху прогрохотал гром.

В прачечной раздался выстрел из дробовика. Дробь попала в одну из машин и срикошетила по комнате. Я отпрыгнула от Доры и выгнула голову в сторону двери.

Там стояла женщина в красном платье и с черными как смоль волосами и целилась в меня из ружья. Прищурившись, держа спину прямо, прижав приклад к плечу, очень профессионально. Я узнала ее. Это была та мексиканка, Ева, из кегельбана.

И тут она отстрелила мне одну из рук.

— Только так можно привлечь твое внимание, — сказала она.

Я пыталась ей ответить, но изо рта вылетало только какое-то жалобное хныканье.

— И так, зачем надо было меня бросать? — потребовала ответа она. — В чем причина? Он тебе больше нравится? Поэтому?