Тропы вечных тем: проза поэта - [13]

Вот экран потух. Попугай молча чистил перья. Молчание затянулось. Магистр щебетнул двумя пальцами. Попугай поднял голову и цыкнул:

— Заткнись!

Магистр развёл руками, мол, видите — дурак. Он насыпал на стол перед клеткой горсть семян. Попугай увидел корм, слетел с жердочки и начал бить клювом в прутья клетки. Магистр ловко накрыл корм носовым платком и опять щебетнул пальцами. Попугай внял знаку и заскрежетал:

— Концерн, резервация, Горби капут, эсперанто, бартер, брокер, туфта, говогит гадио Гассии: шестьсот шестьдесят шесть, хе-хе!..

Больше всего попугай внедрял «общечеловеческие ценности». В зал сыпалась тарабарщина. Свистели, рычали, пшикали слова-калеки: главпур, минздрав, начхоз, спецназ, генсек, Газпром, компромат, — буквенные пучки нового мышления: СПИД, СМИ, ЭВМ, СКВ, ЛСД, МВФ, ФБР, БТР, — и сквозное хе-хе, как в романах Достоевского. А в промежутках документальные кадры, кадры…

Алексей Петрович почувствовал дурноту. В голове гудело и скорготало. Он встал и, не дождавшись окончания, выбрался на улицу. Там стоял ОМОН. Он прошёл сквозь оцепление, брёл и бормотал: «Рискует магистр. Он играет с безумием. Он рвёт худые орхидеи в этой стране». В пору было ехать в дальнюю сторонушку под пули или напиться. Мир сузился, и он сделал второе…

Об орхидеях многое можно сказать. Но два-три слова сказать нужно: они космополиты и паразиты, они смышлёны и безнравственны, по тонкому определению ботаников. Что касается худых орхидей, то, по человеческому разумению, таковых в природе не существует вообще.

А на спесивое выражение «эта страна» у нас есть певучая старинушка-новинушка:

— Чья здесь страна-сторона?

— Эта страна-сторона, и этот свет.

— А там чья страна-сторона?

— Та страна-сторона, и светик тот.

В первой молодости Алексей Петрович брал чарку по доверчивости, во второй — по простоте, а потом — по склонности. В три приёма, как говорится. Первая колом, вторая соколом, а остальные мелкими пташками. Хорошо тому, кто в галдящей стае мелких пташек может угадать свою мелкую и тихую и на ней остановиться. Алексей Петрович обычно зевал свою мелкую и тихую и в последние годы крепко зашибал. До поры до времени его спасала здоровая наследственность, но и она стала давать перебои. После каждого крепкого зашиба он лишался сна на двое-трое суток подряд. Его пустой желудок отвергал все жидкости, включая обыкновенную воду. Они тотчас вылетали из него в отхожую раковину. Такое перелетание из пустого в порожнее сопровождалось сухими внутренними коликами, вот что изматывало больше всего. Он до того ослабевал, что цеплялся за стены. Он торчал на кухне, курил и смотрел в окно. Справа и слева от него шмыгали огненные зарницы. Они предвещали грозу. Кроме него их никто не видел. Когда он встряхивал головой, огненные зарницы исчезали.

Июньским утром, на третьи сутки сплошного лютого бдения, он скрепился духом и поехал на службу показаться. Он уже полтора года как служил. После того, как народный рубль пал ниц и стал деревянным, его семья кое-как перебивалась на заработок жены, пока не дошла до точки. И вот вольному художнику пришлось пойти на службу. Начальник принял его охотно за громкое имя и сквозь пальцы глядел на его частые отлучки. Подчинённые тотчас возроптали: «Почему ему можно, а нам нельзя?». Начальник пропускал этот ропот мимо ушей, а однажды как бы твёрдо сказал: «Ему можно, а вам нельзя!». И закрыл вопрос. Надо сказать, служебные дела Алексей Петрович справлял быстро и хорошо. Талантливый человек во всём талантлив.

Когда в это утро он показался на службе и начальник увидел его землистое лицо и угадал его состояние, то прошипел:

— Ты работаешь на дому. Понял? А теперь сгинь с моих глаз! — и указал на дверь.

Уже три дня считалось, что Алексей Петрович работает на дому. Ещё день-другой отдохнуть будет кстати. Он поехал обратно домой.

По дороге в нём произошли первые отклонения. В троллейбусе он наткнулся на плюгавого подростка с плейером на ушах. Дурной знак! Как-то его дочь на совершеннолетие купила за родительские деньги такие же дебильные наушники, он сорвал их с неё и с проклятием выбросил в мусоропровод. Покуда он жив, такое зло подождёт! Но психотронная порча уже проникла в русскую глубь. Один его знакомый побывал в родном селе и вернулся оттуда мрачнее тучи. Он поведал о том, что видел в поле последнее редкое стадо, и пас это стадо деревенский мальчишка с плейером на ушах. Погибла Россия!

Что-то отклонилось в Алексее Петровиче, и он сошёл не на той остановке. Когда он заметил свою ошибку, троллейбус уже ушёл. Пришлось дожидаться следующего. Прохаживаясь на остановке, он случайно взглянул на рекламный щит: трое бравых парней западного образца стояли в обнимку, улыбаясь показными улыбками; внизу надпись по-русски: «Бунт против плохого настроения». Алексей Петрович в душе усмехнулся манипуляторам общественного сознания: «Дураки! Они не смыслят в психологии народа. Не могут вычислить его стихию. Только опошляют слова. Да разве станет русский бунт обращать внимание на такую мелочь, как плохое настроение! Слава Богу, так нас не возьмёшь!»

Вдруг ему показалось, что один из рекламных парней ожил и взглянул на него в упор наглыми глазами. Алексей Петрович тотчас перевёл взгляд на другое… Тут нужно отвлечься и сказать следующее.