Тропы Песен - [85]

Я повел грейдер и въехал в поселение. Никого не было видно. Я припарковался на склоне неподалеку от каравана Рольфа.

Теперь, если я еще увижу того, «другого» Брюса в Алис, я смогу ему сказать: «Я никогда не водил бульдозера, Брю. Зато я водил грейдер».

Ни одна земля не изобилует дикими зверями в большей степени, чем Южная Африка.

Чарльз Дарвин, «Происхождение человека»

Где опасность, однако,

Там и спасенье.

Фридрих Гельдерлин, «Патмос»

Кёстлеровы разглагольствования о первородной «кровавой бане» навели меня на мысль, что он, должно быть, был знаком — из первых ли, из вторых ли рук — с трудами Раймонда Дарта. Дарт был молодым профессором анатомии в Витватерсрандском университете в Йоханнесбурге, который в 1924 году осознал значимость «таунгского ребенка» — впечатляющего окаменелого черепа из Капской провинции — и дал ему труднопроизносимое название Australopithecus africanus, то есть «африканской южной обезьяны».

Он правильно вычислил, что рост этого существа составлял около 1 м 20 см; что оно ходило на задних лапах, более или менее вертикально, как человек; и что мозг взрослой особи, хотя и был едва ли крупнее, чем у шимпанзе, все же обладал человеческими характеристиками.

Обнаружение этого «недостающего звена», настаивал он (вызывая насмешки «экспертов» в Англии), подкрепляло догадку Дарвина о том, что человек произошел от высших приматов в Африке.

Дарт также считал, что тот «ребенок» был убит ударом в голову.

Дарт, квинслендец из семьи животноводов, принадлежал к поколению Первой мировой войны; и хотя он был лишь свидетелем операций по очистке захваченной территории от противника в 1918 году, у него, по-видимому, сложился разочарованный взгляд на человечество: он полагал, что людям доставляет удовольствие убивать других людей и что они всегда будут убивать друг друга.

Разумеется, в 1953 году, когда появилась новая находка в пещере на краю Калахари, он почувствовал себя обязанным высказать свое мнение — в работе, озаглавленной «Хищная переходная стадия от обезьяны к человеку», — о том, что наш вид выделился из обезьяньей среды, потому что мы были убийцами и каннибалами; что Оружие и породило Человека; что вся последующая история вращалась вокруг обладания оружием и разработкой все более совершенных его форм; и что, следовательно, люди должны приспосабливать не оружие к нуждам общества, а само общество — к имеющемуся оружию.

Ученик Дарта Роберт Ардри был вынужден поставить эту работу в один ряд с «Коммунистическим манифестом» по силе воздействия на идеологию.

В 1947–1948 годах, ведя раскопки в пещере Макапансгат-Лаймуэркс (жутковатом месте, где фортреккеры некогда вырезали целое племя банту), Дарт обнаружил нечто, что он принял за «кухонную мусорную кучу» стада австралопитеков, которые, «как и Нимрод, живший много позже них», были охотниками.

Эти австралопитеки, помимо того, что питались яйцами, крабами, ящерицами, грызунами и птицами, еще убивали в большом количестве антилоп, не говоря уже о более крупных млекопитающих вроде жирафа, пещерного медведя, гиппопотама, носорога, слона, льва, двух видов гиены. Кроме того, среди 7000 с лишним костей было найдено множество черепов бабуинов без скелетов и остатки каннибальской трапезы.

Из этих ископаемых Дарт выбрал один характерный образец: «сломанную нижнюю челюсть двенадцатилетнего сына человекообразной обезьяны»:

Паренька убили жестоким ударом, нанесенным с большой точностью в самое острие подбородка. Удар дубиной был столь мощным, что он сокрушил челюсть с обеих сторон лица и вышиб все зубы. Эта драматическая находка побудила меня начать в 1948 году и продолжить в течение последующих семи лет изучение образа жизни этих убийц и каннибалов.

Что он и сделал. Он принялся сравнивать скопление костей из Макапансгата с костями из Таунга и Стеркфонтейна (последняя — пещерная стоянка под Преторией), а между 1949 и 1965 годами он опубликовал в общей сложности тридцать девять работ, в которых излагал свою теорию остеодонтокератической («кость-зуб-рог») культуры орудий у австралопитеков.

Нарисованная им картина жизни наших непосредственных предков представляла их правшами; их излюбленным оружием была дубинка, сделанная из периферийного конца антилопьей плечевой кости; вместо кинжалов они использовали рога или длинные обломки заостренных костей, вместо пил — челюстные кости, вместо багров — клыки хищников; а множество других костей было раздроблено с целью извлечения костного мозга.

Заметив также, что хвостовые позвонки почти неизменно отсутствовали, Дарт предположил, что хвостами размахивали как цепами, кнутами или сигнальными флажками. А еще — из-за того, что черепа и бабуинов, и австралопитеков были, очевидно, намеренно изувечены, — он предположил, что обитатели пещеры были «профессиональными охотниками за головами». Он заключил:

Забрызганные кровью, оскверненные резней архивы человеческой истории, от древнейших египетских или шумерских записей до недавних зверств Второй мировой войны, совокупно со сведениями о повсеместном каннибализме в древности, с практикой животных и человеческих жертвоприношений или их замен в формализованных религиях, с распространенным по всему миру скальпированием, охотой за головами, нанесением телесных увечий и некрофилией, свидетельствуют об этом общем дифференциаторе кровожадности, об этой хищной привычке, о пятне Каина, которое в диетическом отношении отличает человека от его родичей-антропоидов и скорее сближает его с самыми опасными хищниками.