Тропы Песен - [28]
Старейшины обошли с песнями весь мир. Они воспевали реки и горные цепи, соляные озера и песчаные дюны. Они охотились, ели, совокуплялись, танцевали, убивали, и, где бы им ни случилось пройти, везде они рассыпали за собой музыкальные следы.
Они опутали весь мир песенной паутиной. И вот, наконец, когда вся Земля оказалась воспета, они ощутили усталость. Вновь их конечности застыли, их сковало многовековое оцепенение. Некоторые провалились под землю там, где остановились. Другие уползли в пещеры. Кто-то пробрался назад в Вечные Дома — в те первородные ямы, которые и породили их.
Все они ушли «восвояси».
15
На следующее утро тучи рассеялись, а поскольку завтрак в мотеле подавали не раньше восьми, я решил устроить пробежку до ущелья. Воздух уже накалялся. В утреннем освещении горы выглядели бурыми и складчатыми.
По пути я прошел мимо вчерашнего толстяка, который пузом кверху плавал в бассейне. На животе у него виднелся шрам, очертаниями напоминавший отпечаток рыбьего скелета.
— Доброе утро, сэр!
— Доброе утро, — ответил я.
На другой стороне улицы на муниципальном газоне расположилось табором несколько аборигенских семей. Они освежались водой из распылителя для газонов, сидя на таком расстоянии от него, чтобы брызги долетали до них, но не тушили им сигарет. Вокруг слонялись сопливые дети, вымокшие с головы до ног.
Я поздоровался с бородатым мужчиной, который ответил: «Здорово, приятель». Я кивнул его женщине, которая в ответ сказала: «Ступай соси яйца!», прикрыла глаза и засмеялась.
Я прошел мимо бестолковых молодых тел, качавших мускулы в «Развлекательно-оздоровительном центре», потом свернул направо, пошел вдоль реки и остановился прочесть табличку, вывешенную около эвкалиптов-призраков:
Зарегистрированный Священный участок
Сновидения Инджалка (Гусеницы)
Проезд воспрещен
За нарушение штраф $2000.
Там и глядеть-то было не на что — во всяком случае, белому человеку: порванная изгородь из колючей проволоки, беспорядочно лежащие ломкие камни, куча битых бутылок на жесткой траве.
Я пробежался еще немного, добежал до ущелья, но для бега стало уже слишком жарко, и я пошел обратно шагом. Толстяк все еще плавал в бассейне, а рядом с ним плавала и его жена. Волосы у нее были в бигуди, поверх них была натянута розовая морщинистая шапочка.
Я принял душ и уложил вещи. Я брал с собой стопку своих старых записных книжек. Там были записи для моей «кочевнической» книги: ее рукопись я сжег, а вот блокноты сохранил. Некоторые записи я не просматривал уже лет десять. Там была мешанина из почти неразборчивых конспектов, «мыслей», цитат, кратких бесед, путевых заметок, черновиков рассказов… Я взял их с собой в Австралию, потому что надеялся спрятаться где-нибудь в пустыне, подальше от библиотек, от чужих трудов, и свежим взглядом просмотреть все, что там записано.
Когда я вышел из номера, меня остановил светловолосый лохматый юноша в заплатанных линялых джинсах. Лицо у него было красное, он, похоже, очень волновался. Он спросил, не видел ли я паренька-аборигена:
— Такого паренька с растаманской прической?
— Нет, — ответил я.
— Если увидишь, скажи ему: Грэм ждет около фургона.
— Ладно, — сказал я и пошел завтракать.
Я допивал уже вторую чашку отвратительного кофе, когда в столовую вошел тот второй Брюс. Он плюхнул свою каску на мой столик. Я сообщил ему, что уезжаю из города.
— Ну, значит, мы больше не увидимся, Брю, — сказал он угрюмо.
— Может быть, и нет, Брю, — сказал я.
— Ладно, прощай, Брю!
— Прощай! — Я пожал ему руку, и он отправился за своей овсянкой.
Аркадий приехал в девять часов на коричневом «лендкрузере-тойота». На багажной полке лежали четыре запасных колеса и целая батарея канистр. На Аркадии была свежевыстиранная рубашка цвета хаки со следами оторванных капральских нашивок. Он благоухал мылом.
— У тебя щегольской вид, — заметил я.
— Это ненадолго, — ответил он. — Уверяю тебя, это ненадолго;
Я бросил свою сумку на заднее сиденье. Зад машины был заставлен ящиками с прохладительными напитками и «эски». «Эски» — сокращенно от «эскимоса» — представляло собой полистироловый контейнер со льдом, без которого путешествие по пустыне немыслимо.
Мы проехали уже пол-Тодд-стрит, как вдруг Аркадий притормозил, нырнул в книжный магазин «Пустыня» и вскоре вышел, держа в руках пингвиновское издание «Метаморфоз» Овидия.
— Это тебе подарок, — сказал он. — Будет что читать в дороге.
Мы выехали на окраину города, мимо пабов «Bed Shed» и «Territory Wrecking», и остановились возле лавки мясника-ливанца, чтобы купить мяса. Когда мы вошли, сын мясника поднял голову, а потом продолжил точить нож. В течение следующих десяти минут мы до отказа забивали наши «эски» кусками мяса и сосисками.
— Гостинец для моих стариков, — сказал Аркадий.
— Да это же чертова прорва!
— Погоди, — ответил он. — Вот увидишь: они целую корову могут на ужин слопать.
Купили мы мяса и для одного старого «буши» по имени Хэнлон, который жил бобылем за глен-армондским пабом.
Мы поехали дальше, мимо поворота на телеграфную станцию в Олд-Алис, и наконец оказались среди голой, поросшей низким кустарником равнины Бёрт-Плейн.
Брюс Чатвин – британский писатель, работавший в разное время экспертом по импрессионизму в аукционном доме «Сотбис» и консультантом по вопросам искусства и архитектуры в газете «Санди Таймс». В настоящее издание вошли его тексты, так или иначе связанные с искусством: роман о коллекционере мейсенского фарфора «Утц», предисловия к альбомам, статьи и эссе разных лет. В своих текстах Чатвин, утонченный стилист и блистательный рассказчик, описывает мир коллекционеров и ценителей искусства как особую атмосферу, с другой оптикой и интимными отношениями между произведением и его владельцем или наблюдателем.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
«Уничтожьте всех дикарей» (1992) — путешествие по современной Африке вглубь её «чёрной» истории: истории её варварской колонизации европейскими державами. Вместе с Брюсом Чатвином и Клаудио Магрисом Свен Линдквист, «один из наиболее оригинальных и изобретательных авторов конца XX века», является первопроходцем трэвелога как жанра, сплавляющего воедино путешествие в пространстве и через время.
Карибское путешествие B.C. Найпола, полное юмора и страсти, не только дает внутреннее видение повседневной жизни аборигенов одного из регионов романтического туризма (Тринидад, Ямайка, Мартиника, Суринам…), но и позволяет задуматься о поразительных параллелях между ритмами актуальной российской жизни и пост-колониальными «тринидадскими» мотивами.
Череда неподражаемых путешествий «превосходного писателя и туриста-по-случаю», взрывающих монотонность преодоления пространств (забытые богом провинциальные местечки былой «владычицы морей» («Королевство у моря») или замысловато искривленные просторы Поднебесной («На "Железном Петухе"», «Вниз по Янцзы»)) страстью к встрече с неповторимо случайным.
Потомок браминов, выходец из Тринидада, рыцарь Британской империи и Нобелевский лауреат (2001) предпринимает в 1964 году отчаянную попытку «возвращения домой». С момента своего прибытия в Бомбей, город сухого закона, с провезенным под полой виски и дешевым бренди, он начинает путь, в котором чем дальше тем больше нарастает чувство отчуждения от культуры этого субконтинента. Для него тот становится землей мифов, территорией тьмы, что по мере его продвижения смыкается за ним.