Тропою грома - [9]

Шрифт
Интервал

Она поблагодарила мистера Финкельберга, попрощалась с ним и с Исааком и поспешила домой. Славный старик этот Финкельберг. Очень мило с его стороны половину мяса поднести Ленни в подарок. Надо будет сказать сыну. Исаак тоже славный. Щуплый какой-то да бледный и все о чем-то думает и все в книжку смотрит, но очень славный. Вот был бы хороший друг для Ленни… То есть, конечно, если бы он был цветным. Он ведь тоже был в школе. Тоже ученый. Но, понятно, не такой ученый, как Ленни.


Стиллевельд — «тихое поле» — было одним из многих сотен маленьких захолустных местечек, разбросанных по всей территории Южно-Африканского Союза; клочок земли, на котором, с милостивого разрешения ее белого владельца, африканцы или цветные жили, строили себе дома, растили детей, старились и умирали. Иногда они платили ему небольшую аренду, иногда за право жить на его земле они расплачивались своим трудом. Кое-кто из стариков — их уже немного осталось — помнили еще то время, когда цветные были рабами. И одни рассказывали трогательные истории о необыкновенной доброте белых; а другие могли немало порассказать о чудовищной жестокости и злобе белых хозяев.

И так же, как другие подобные деревушки, Стиллевельд был местом, где зарождался и складывался новый народ. Не белые и не черные, не европейцы и не коренные африканцы, а смесь того и другого; народ, который отличался и от белых и от черных и не принадлежал ни к тому, ни к другому миру, но вел шаткое и непрочное существование на границе обоих миров.

В давние дни — а также в дни не столь давние — случалось, что белый фермер, живший холостяком в своей одинокой усадьбе, замечал, что дочь — или жена — одного из подвластных ему туземцев хороша собой; или она попадалась на глаза приятелю этого фермера, приехавшему к нему погостить из далекого Кейптауна; или ею соблазнялся какой-нибудь белый бродяга, пробиравшийся в глубь страны в поисках местечка, где бы ему обосноваться и разбогатеть не хуже других…

Так рождались эти люди и плодились, сочетаясь с себе подобными, и жили на границе двух миров.

Их называли цветными. Иные из них предпочитали более сложное название: евроафрикапцы.

Предками тех, кто сейчас составлял маленькую общину Стиллевельд, были белые, жившие в Большом доме на горе и на окрестных фермах. Старики об этом помнили.

Молодежь знала только то, что они цветные. Других воспоминаний у них не было. Цветные и цветные, и всегда были цветными.

И никогда и никто из них не поминал, — никому и в голову не приходило, — что других своих предков им следовало бы искать в кафрской деревне за холмом, в двух шагах от Стиллевельда…


Ленни открыл глаза. Над ним наклонилось смеющееся девичье лицо. «Это, должно быть, Мейбл», — подумал он. Но лицо было незнакомое. Какая-то чужая девушка. Если б он встретил ее в Кейптауне, он бы поглядел и прошел мимо и ни за что не догадался бы, что это его сестра. Он приподнялся и сел на кровати.

— Здравствуй. Ты, значит, Мейбл?

Она помедлила, разглядывая его, потом кивнула.

— А ты — Ленни. А это кто?

Она подняла руку, в которой держала фотографию.

Ленни улыбнулся и отобрал у нее снимок.

— Это Селия.

— Ты не сердишься, что я рылась в твоих вещах?

«Что за странный вопрос», — подумал Ленни и внимательно поглядел на нее. Она была красива — попросту, по-деревенски. Сильные руки, широкие плечи, свежий цвет лица, хорошая осанка. Приземистая, с крепкими бедрами и ногами и неожиданно тонкой талией. Губы как будто все время улыбаются, но темные, блестящие глаза серьезны.

— Я хорошенькая? — живо спросила она.

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты так смотрел на меня.

— Я думал, ты еще девочка, а оказывается, ты совсем взрослая. — Она опять взяла у него карточку и стала разглядывать.

— Селия, — тихонько проговорила она. — Красивое имя. И сама красавица. Это твоя подружка? Вот бы мне такое платье! Она совсем как белая. — Мейбл метнула быстрый взгляд на брата. — Может, она белая?

Ленни усмехнулся и покачал головой.

Мейбл отвернулась и сказала, понизив голос:

— Дай слово, что не расскажешь маме, тогда я тебе что-то скажу.

— Хорошо. Даю слово.

— Перекрестись.

Она чуть-чуть повернула голову, чтобы видеть, как он крестится. Потом опять отвернулась.

— Ну вот, я перекрестился.

— У меня есть белый дружок, — сообщила она.

— Что?

— Ты дал слово!..

— Белый дружок! Здесь! Мейбл, ты с ума сошла. Кто он такой?

— Не скажу.

— Слушай, Мейбл. Знаешь, чем это кончится? Тем, что у тебя будет ребенок, а отца у этого ребенка не будет. Он, может быть, говорит, что женится на тебе? Ну, так он тебя обманывает. Кто он такой? Говори, не бойся, я же дал слово, что не скажу маме.

— Не могу, не могу… Тсс! Мама!

Старуха поглядела на Мейбл и укоризненно покачала головой. Мейбл бросила тревожный взгляд на Ленни.

— Уж это, конечно, она тебя разбудила? И небось наболтала всякого вздору? — спросила мать.

Ленни засмеялся и стал закуривать.

— Нет, мамочка, она очень хорошо себя вела. Просто мы тут знакомились друг с другом.

Мейбл ответила ему взглядом, полным благодарности. Старуха улыбнулась.

— Ну хорошо, хоть кто-нибудь ее похвалил. Это не часто бывает, — многозначительно сказала она.


Еще от автора Питер Абрахамс
Репетитор

Мы уже привыкли к телевизионным реалити-шоу. Герой «Репетитора», безумный гений, пишет «реалити-роман»: заставляет вполне благополучную американскую семью играть по своему адскому сценарию. До поры до времени злодей кажется всем окружающим сущим ангелом…


Чужая вина

Захватывающий психологический триллер. Когда-то Нелл Жарро дала по казания против Элвина Дюпри по прозвищу Пират. Он сел в тюрьму, а она вышл замуж за следователя, который вел это дело. У них счастливая семья и прекрасная дочь — но внезапно все изменилось…


Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

В сборник включены романы известных южноафриканских писателей Питера Абрахамса «Живущие в ночи» и Ричарда Рива «Чрезвычайное положение». Эти произведения, принадлежащие к лучшим классическим образцам литературы протеста, в высокохудожественной форме отразили усиливающийся накал борьбы против расизма. Занимательность, динамизм повествования позволяют рассматривать романы как опыт политического детектива.


Живущие в ночи

В сборник включены романы известных южноафриканских писателей Питера Абрахамса «Живущие в ночи» и Ричарда Рива «Чрезвычайное положение». Эти произведения, принадлежащие к лучшим классическим образцам литературы протеста, в высокохудожественной форме отразили усиливающийся накал борьбы против расизма. Занимательность, динамизм повествования позволяют рассматривать романы как опыт политического детектива.


Во власти ночи

«Во власти ночи» — роман, посвященный не только зверствам белых расистов ЮАР, о чем написаны уже десятки книг. Книга Абрахамса обращена ко всему подпольному Сопротивлению ЮАР с призывом сплотить организацию Сопротивления, построенные по расовым признакам, преодолеть все предрассудки цвета кожи. В этом основной смысл романа.Е. ГальперинаОпубликовано в журнале «Иностранная литература» №№ 6–7, 1968.


Горняк. Венок Майклу Удомо

В книгу включены ранние романы известного африканского писателя Питера Абрахамса, повествующие о социальных и политических проблемах ЮАР и других стран континента.


Рекомендуем почитать
Здравствуй, сапиенс!

«Альфа Лебедя исчезла…» Приникший к телескопу астроном не может понять причину исчезновения звезды. Оказывается, что это непрозрачный черный спутник Земли. Кто-же его запустил… Журнал «Искатель» 1961 г., № 4, с. 2–47; № 5, с. 16–57.


Тюрьма для свободы

Релиз книги состоялся 12 января на ThankYou.ru.


Бабур (Звездные ночи)

Бабур — тимуридский и индийский правитель, полководец, основатель государства Великих Моголов (1526) в Индии. Известен также как поэт и писатель.В романе «Бабур» («Звездные ночи») П. Кадыров вывел впечатляющий образ Захириддина Бабура (1483–1530), который не только правил огромной державой, включавшей в себя Мавераннахр и Индию, но и был одним из самых просвещенных людей своего времени.Писатель показал феодальную раздробленность, распри в среде правящей верхушки, усиление налогового бремени, разруху — характерные признаки той эпохи.«Бабур» (1978) — первое обращение художника к историческому жанру.


Крутое время

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Праведная бедность: Полная биография одного финна

Франс Эмиль Силланпя, выдающийся финский романист, лауреат Нобелевской премии, стал при жизни классиком финской литературы. Критики не без основания находили в творчестве Силланпя непреодоленное влияние раннего Кнута Гамсуна. Тонкая изощренность стиля произведений Силланпя, по мнению исследователей, была как бы продолжением традиции Юхани Ахо — непревзойденного мастера финской новеллы.Книги Силланпя в основном посвящены жизни финского крестьянства. В романе «Праведная бедность» писатель прослеживает судьбу своего героя, финского крестьянина-бедняка, с ранних лет жизни до его трагической гибели в период революции, рисует картины деревенской жизни более чем за полвека.


Происшествие с Андресом Лапетеусом

Новый роман П. Куусберга — «Происшествие с Андресом Лапетеусом» — начинается с сообщения об автомобильной катастрофе. Виновник её — директор комбината Андрес Лапетеус. Убит водитель встречной машины — друг Лапетеуса Виктор Хаавик, ехавший с женой Лапетеуса. Сам Лапетеус тяжело ранен.Однако роман этот вовсе не детектив. Произошла не только автомобильная катастрофа — катастрофа постигла всю жизнь Лапетеуса. В стремлении сохранить своё положение он отказался от настоящей любви, потерял любимую, потерял уважение товарищей и, наконец, потерял уважение к себе.


Пшеничное зерно. Распятый дьявол

В книгу включены два романа известного африканского прозаика Нгуги ва Тхионго — «Пшеничное зерно» и «Распятый дьявол», в которых автор рассказывает о борьбе кенийцев за независимость и о современной Кении, раздираемой антагонистическими классовыми противоречиями.