Тропою грома - [60]

Но лицо Сари встало перед ним, утешая его, принося ему мир, и покой, и освобождение. Он посмотрел на девушку, и улыбка тронула его губы. Он не спеша прошел мимо ларька. Поезд сейчас придет. Немного позади по пыльной дороге бежали за ним двое цветных мальчишек, шаля и подталкивая ручную тележку. Он взял их с собой, чтобы они отвезли багаж Селии.

Он взглянул на часы и попытался обратить свои мысли к Селии. Но почему-то он не мог думать связно. Мысли перескакивали с одно на другое, сбиваясь в непонятный, перепутанный клубок. Он даже не мог вспомнить ее наружность. Он помнил, что она красива и у нее приятный голос, — но это и все. Ах, нет не все. Еще вспомнил! У нее очень красивые ноги. Самые красивые, самые соблазнительные ноги из всех, какие он когда-либо видел. Их-то он ясно помнит. Стройные, округлые. И где-то на уровне колена исчезают в пышных складках платья. Забавно, что он так хорошо их помнит. А какие у Сари, он даже не знает. Как будто никогда их не видал. И во всяком случае, не интересовался. Нет, это прямо странно. Если напрячь память, Селия начинает вспоминаться вся, во всех подробностях: грудь, плечи, изгиб шеи там, где она переходит в плечи; звук голоса — чистый, и звонкий, и веселый; походка, — она ступала так, словно весь мир лежал у ее ног; улыбка, — она иногда так мило улыбалась, и на щеках при этом появлялись ямочки, а глаза прищуривались. Немного подумать, и вспомнишь ее всю. Вот она перед ним, как на экране.

А с Сари не так. Сколько он ни думал о ней, он не мог вызвать перед собой отчетливый образ. Ее всегда окутывала тень, и он видел только лицо, — хотя и его не сумел бы описать, — и глаза; глаза, которые все понимали и проливали мир в его сердце. Он пытался вспомнить ее голос, но и голос ее был лишь музыкой, навевавшей покой и мир.

И в эту минуту он отчетливо понял, что так будет всегда. Никогда он не сможет в своем воображении увидеть Сари так ясно, как видел Селию. Никогда он не сумеет сказать, какие у нее ноги, какой изгиб шеи, какая улыбка. Всегда это будет окутанное тенью лицо и глаза, которые все понимают и даруют мир. Так будет всегда, ибо она скрыта глубоко в его сердце. Она владеет им безраздельно — и это обладание не зависит от красоты ее ног, или улыбки, или изгиба шеи, или формы глаз. Она — Сари, — и он весь ее, до последней капли крови, потому что она — Сари.

Издавая пронзительные гудки, поезд подошел к станции и остановился. Ленни дрожащими пальцами закурил сигарету и направился к выходу на перрон, поглядывая в конец поезда.

Селия спрыгнула с подножки, сбросила на платформу свои два чемодана и остановилась, озираясь по сторонам.

Ленни подошел к контролеру.

— Я встречаю вон ту молодую даму, — сказал он, указывая на Селию. — Разрешите мне выйти на платформу и помочь ей нести вещи. Пожалуйста…

Контролер смерил его взглядом, сплюнул, потом кивнул.

— Билет сдашь в кассу, — сказал он грубо. — Я не могу вас тут целый день дожидаться.

Ленни кивнул и поспешил на платформу. Поезд дал свисток и стал медленно отходить от станции. Селия замахала шарфом и побежала навстречу Ленни. Ее глаза сияли. Ленни лишний раз мог убедиться в том, что она очень хороша собой. Она бросилась ему на шею и крепко его обняла, потом отстранилась и поглядела ему в лицо.

— Как я рада тебя видеть, Ленни! — воскликнула она.

Он улыбнулся.

— И я рад, Селия.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала она. — И вид такой довольный.

Он поднял чемоданы, отнес к выходу с платформы и передал их поджидавшим его мальчишкам с ручной тележкой.

— Наше такси, — проговорил он, оглядываясь на Селию.

Она усмехнулась, глядя, как мальчики, взвалив чемоданы на тележку, рысью помчались по пыльной дороге.

— Дай мне твой билет, — сказал он.

Она вынула свой обратный билет, оторвала использованную половину и протянула ее Ленни.

— Подожди минутку, — сказал он и пошел к кассе, где сидел контролер.

Тот выхватил у него билет, осмотрел и бросил на Ленни свирепый взгляд.

— Отрывать это мое дело, — пробурчал он и сплюнул. Жирный плевок чуть-чуть не попал Ленни на брюки.

Ленни снова вспомнил день своего приезда. И снова щека у него загорелась как прижженная каленым железом. Рука его сама потянулась приложить ладонь к щеке, — он с трудом ее удержал. Облизнув пересохшие губы, он повернулся и пошел туда, где его ждала Селия.

Контролер проводил его взглядом, бормоча ругательства.

Селия взяла Ленни под руку, и они зашагали по пыльной дороге. Далеко впереди, уже теряясь из виду среди пологих склонов, бежали мальчики с ручной тележкой. Ленни с Селией прошли мимо кофейного ларька. Девушка в ларьке вытаращила глаза на платье Селии и, вытянув шею, принялась разглядывать ее с головы до ног.

— Ну как ты живешь, Ленни? Рассказывай! И объясни, пожалуйста, почему ты столько времени не писал? Но сперва расскажи, что тут за народ и как у тебя со школой.

— Со школой ничего, — медленно сказал Ленни. — А народ хороший. Все хотят учиться. Даже трогательно. Дети ходят в школу утром, а вечером взрослые.

Она глубоко вздохнула и приготовилась слушать. «Как здесь чудесно, — думала она. — Какая ширь! Какой простор! Мне бы здесь понравилось, — решила она и тотчас почувствовала укор совести. — Не криви душой, — сказала она себе. — Тебе бы здесь понравилось, если бы здесь были кино, и поезда, и такси, и трамваи, и кафе, и танцы, и вечеринки. Не криви душой. Сознайся! Короче говоря, тебе здесь понравилось бы, если бы здесь был Кейптаун… Или если бы у меня была здесь настоящая работа, — подумала она, настраиваясь на более серьезный лад. — Пожалуй, я бы здесь осталась, если б сознавала, что делаю полезное дело. Вот как Ленни. Приношу знание тем, кто в нем нуждается. — Она вдруг усмехнулась. — Опять ты кривишь душой, — подумала она. — Притворяешься перед самой собой. Ты все это выдумала только потому, что тебе хочется, чтобы Ленни попросил тебя остаться. Вот где правда».