Тропою дикого осла - [6]

Представьте себе реку, текущую под высоким скалистым обрывом. Все скалы облеплены серыми и коричневыми кубиками домов со слегка сходящимися стенами и плоскими крышами. На более пологом берегу — белые домики с черной окантовкой окон и флажками на крышах, а среди них — нечто вроде кремля с четырьмя высоченными квадратными башнями по углам. Внутри высоких стен — храм с золочеными фризами и кельи монахов. Все окрашено в серый цвет с парами вертикальных полос — белой и красно-коричневой. В храме — сплошь золото, ярчайшие фрески с очень сложными сюжетами и тысячами фигур, невероятно красивые гобелены и прочие чудеса.

Более веселой и приветливой публики, чем здешние монахи, я еще не видел. Ну конечно, я здесь первый «урусу», и меня представляют главе секты, настоятелю монастыря. Вылитый персонаж средневековой китайской гравюры «Пять добрых богов — веселых старцев». Ночую в келье. В окне — луна в первой четверти, светящиеся окошки на верхних этажах башен и перезвон колокольчиков на ветру. а ночь теплая, хоть и 3800 м.

24.07. Еду попуткой в Шигацзе. На перевале мотор перегрелся, и пришлось заливать в радиатор чанг — тибетское пиво, нечто среднее между хорошей брагой и плохой медовухой. Шигацзе — прелестный городок. Первый раз вижу место, где тибетцы заходят в китайские ресторанчики и наоборот, а китайский и тибетский кварталы не разделены. Над городом, под скалистой горой — сказочный дворец монастыря Лабранг. Это второй в мире по значению ламаистский монастырь и летняя резиденция панчен-ламы, своего рода вице-короля ламаистского мира.

Вхожу в ворота и поднимаюсь по крутому мощеному двору к золотым крышам храмов. — Хэллоу! — кричат монахи. — Та-ши-де-ле! — Where are you from? — У-ру-су.

Что тут началось! Последними российскими гражданами в Шигацзе были буряты Гамбоев и Цыбиков, но про них за 90 лет все забыли. Я удостаиваюсь аудиенции у настоятеля. Он такой же симпатяга, как все ламы. Рассказываю ему про Кирсана Илюмжинова, провозгласившего Калмыкию буддистской республикой. Потом переводчик, монах лет 12, ведет меня в сокровищницу монастыря.

Главная драгоценность — 26-метровая статуя Майтрейи, Будды Грядущего, из чистого золота. Храм устроен так, что, когда входишь, статуя смотрит на тебя сверху вниз, но не пугает и не подавляет благодаря чудесной улыбке на лице. В другом храме хранятся 100000 золотых статуэток всех воплощений всех лам, в третьем — мумии предыдущих панчен-лам (все как живые). В Тибете есть пять видов похоронных обрядов — предание огню, земле, воде, воздуху и времени. Панчен-ламы подлежат преданию времени, т.е. бальзамированию. О предании воздуху см. ниже.

Я отказался от ночлега и пошел гулять по городу, отъедаясь после девятидневной полуголодовки. Пытался поймать попутку в Гьянцзе, но было слишком поздно.

Переночевал в картофельной борозде за околицей.

25.07. Вот уже три дня дожди, только после обеда проглядывает солнце, и тогда довольно жарко. В Гьянцзе — монастырь, принадлежащий сразу трем сектам, со ступенчатой белой пирамидой, и красивая крепость на горе. Тибетский квартал на сотню лет отличается от китайского. Дети боятся фотографироваться. Родители тоже не одобряют. То есть они, конечно, знают, что это не опасно, но, когда речь идет о собственном ребенке, кому захочется рисковать? Соглашаются только дети, работающие нищими, но за 1 jao (0,01 $). Пришлось наворовать для них мелочь из-под статуй демонов.

За этот месяц, оказывается, случилась неприятность: юань поднялся вдвое! Вчера чудом сменял 8 $ на 50 Y, но вообще-то уже 1 $ = 5Y.

26.07. Интересно: здесь, всего в 100 км от тропических лесов Непала, почти все птицы — те же, что в Альпах или Подмосковье, в крайнем случае — среднеазиатские.

Китайский вид всего один, и несколько эндемиков — земляные сойки, снежные воробьи и т.д.

Просыпаюсь утром от рева монастырских труб, накупаю в дорогу всяких вкусностей (особенно интересно покупать консервы — никогда не знаешь, что окажется в банке:

тушенка, грибы или, например, ананасовый компот). Раннее утро, по городу шляются только красно-рыжие собаки-парии.

Пытаюсь добраться в Ярдонг, на сиккимскую границу. Удалось отъехать всего километров на 40, под перевал через Гималаи. Забираюсь в пещеру над дорогой и жду, когда появится машина, выйдет солнце или упадет проклятый юань. Дождь льет не переставая. Метрах в 500 внизу на берегу реки стоит деревня. На моих глазах река размывает берег, и дома один за другим сползают в воду. Жители переносят шмотки в прикрытую кирпичной стенкой пещеру над деревней. К вечеру остается два дома. Снизу приходят грузовики и всех увозят. Фауна здесь представлена уларами и мокрым гималайским медведем. Ночью такой ливень, что вода бежит по склонам сплошным потоком.

27.07. Утром в двухстах метрах от пещеры — рысь. Я ее еле узнал — здоровенная, золотисто-коричневая, кисточки на ушах длинные — вылитый каракал. Вообще, наши звери тут не похожи на себя. Волк — как серовато-желтая лайка; гималайский медведь — маленький, с узкой лисьей мордочкой; бурый медведь — вдвое меньше лесного, с лохматыми ушами, белой полосой на груди и овечьей шерстью серого или черного цвета. К. В. Станюкович однажды видел такого на Памире и принял за гималайского.