Тропою дикого осла - [5]

16-17.07. Добираюсь пешком до Янь-Ху, Соленого Озера. Ландшафт типа Казахского мелкосопочника. Оронго на таких плоских участках не водится, зато много газелей, тибетских дзеренов. От озера можно поймать машину с солью в любую часть Тибета.

Приятно ехать в кузове по степи, развалившись на мешках с солью и укрываясь брезентом от коротких дождиков. Словно плывешь на яхте по бескрайнему морю ярко-желтой травы и бурого щебня, а сурки и зайцы — вместо дельфинов. Ночью в лучах фар дорогу перебегают курчавые зайцы, хомячки и изредка коты-манулы.

18.07. Быт кочевых тибетцев напоминает киргизский — летовки, кошары, каймак (по-английски «yak yogurt»). Только вместо комфортабельных просторных юрт — убогие палатки. Из Г„рцзе — сравнительно большого поселка (~100 домов) — делаю вылазку на ближайший хребет. На обратном пути вижу странную тучу — небольшую, черную, всю в молниях. Что-то в ней не то. Невольно ускоряю шаг. За километр до поселка становятся видны висящие под тучей черные и белые полосы — это мамматокумулюс, градовый заряд. Едва добегаю до первого дома (естественно, кафе), как начинается град размером с абрикос. Он проходит полосой в полкилометра шириной и выпадает слоем в 5-10 см. После града население выбегает на улицу — занавешивать выбитые окна и подбирать мертвых птиц и зайцев. На ужин — зайчатинка.

19-20.07. Иду на юго-восток через хребет Алинг-Гангри. Грязь и нищета тибетцев просто ужасают. Конечно, все кочевники живут просто, но у казахов и киргизов в юртах все-таки чисто, а нищий с виду пастух-туркмен может уплатить за невесту для сына калым в размере стоимости «Мерседеса». У тибетцев большие стада, но они питаются чаем с ячьим маслом и цзамбой — ячменной мукой, которую разводят водой до чего-то среднего между глиной и цеметом. Холодной водой здесь не пользуются из принципа, а чтобы вскипятить чайник, надо полчаса нагнетать мехами воздух в кучку дымящегося овечьего навоза. Палатки крошечные и топятся по-черному. О гостеприимстве говорить не приходится — в лучшем случае угостят кипятком из грязного термоса. Моются ниже шеи тибетцы раз в году, во время специального праздника. Зато у любого постоянного дома — спутниковая антенна.

Поймал бабочку Oeneis budda на рекордной высоте — почти 6000 м. Странно, что ночи здесь не очень холодные — на Памире на такой высоте давно бы дал дуба.

Погода неустойчивая — то и дело льет дождь. Фауна совсем непуганая, звери подпускают на 50-100 м и неторопливо убегают: оронго — танцующей иноходью, дзерены — длинными скачками, чьянги — звонким галопом, дикие яки

— тяжелой рысью, медведи-пищухоеды — походкой пьяного матроса, а курчавые зайцы не убегают вообще. На одного я в буквальном смысле наступил. Птицы не боятся залетать в гнезда и кормить птенцов-слетков в двух шагах от меня. Гнездятся они в основном в норах пищух. Осторожны только волки, архары и сокола-шахины.

21.07. В подобном маршруте каждая вещь — маленький друг, потеря которого — серьезная неприятность. Потерял ручку и кепку. Бедный нос! Ручка есть другая.

Весь день шагаю от поселка Цоч„н вверх по реке к перевалу через Гандисышань (старое название — Трансгималаи). Я уже настолько привык к высоте и дальним переходам, что прохожу 60 км с набором высоты 600 метров и почти не устаю. Ночую у озера с огромной колонией горных гусей — всю ночь не давали спать. Видел падение метеорита, почему-то ярко-зеленого цвета (точнее, света). До земли он не долетел, взорвался. Под утро выпал снег — почти четверть метра.

22.07. Снег испарился на солнце к полудню. Едва зашел в палатку пастухов тяпнуть тибетского чая (кажется, я единственный путешественник, которому он нравится), как меня догнал грузовик с тремя австралийскими туристами в кузове. Типовой разговор с шофером на смеси тибетского и китайского:

— Та-ши-де-ле, коре! (Здравствуй, друг!)

— Та-ши-де-ле.

— Лхадзе ма? (В Лхадзе едешь?)

— Лах-со (Да).

— То-ла? (Сколько?)

— Ибай квай (100 юаней).

— Ла-мех, эр-чи (Нет, 20).

— Лю-чи (60).

— Сань-чи (30).

— У-чи (50).

— Хао, та-чи-чен (Хорошо, спасибо).

Поехали. По пути — красивые озера, маленькая долина гейзеров и ледники. Выезжаем на южную дорогу из Али в Лхасу. Ночуем в маленьком монастыре, переоборудованном в ночлежку.

23.07. Здесь совсем другая страна — глубокие ущелья, нормальная трава, ячменные поля, ивы вдоль арыков, глинобитные домики с орнаментом, сторожевые башни на скалистых отрогах и масса птиц, из них самая красивая

— черношейный журавль. Это Цанг — Южный Тибет.

Мы пересекли на пароме Цангпо (верхнюю Брахмапутру), проехали развилку на Катманду и Эверест, и вот я схожу на очередной развилочке и иду 26 км до поселка Сакья, куда добираюсь уже к вечеру. После бескрайних равнин, населенных убогими кочевниками, первый из центров тибетской культуры выглядит настоящим чудом.

В Тибете есть две группы буддийских сект — старые (красношапочные) — Ньингмапа, Кагьяпа и Сакьяпа; и новые (желтошапочные), из которых главная

— Гелукпа, в просторечии ламаисты. Желтошапочные секты возникли в VII-IX вв, вероятно, под влиянием несторианства. Сейчас передо мной монастырь Сакья, центр Серой секты, Сакьяпа.