Тропой разведчика - [52]
Есть что доложить районной комсомольской организации коммунисту Сергею Матыжонку. Семьдесят раз ходил он в разведку, двадцать пять «языков» доставил в свой штаб, более тридцати раз действовал в тылу врага, подрывал железнодорожные пути, добывал важные сведения. Огнем из автомата, ножом и гранатами уничтожил сто шестнадцать гитлеровских солдат и офицеров. Сергей везет домой «Памятку разведчика», которую ему выдали на фронте под Ржевом. Когда-то чистые страницы теперь полностью заполнены. Всюду слова: «подтверждено актом», «подтверждаю» и росписи командиров. Шесть раз враги надолго выводили из строя старшину Матыжонка, четыре раны он залечил в санитарных ротах и батальонах своей дивизии, а две раны скрыл от врачей — царапины… Прерывались, но потом снова появлялись на тропах следы разведчика, упрямо шли к логову фашистского зверя.
В памяти старшины всплывали события последнего периода войны. В августе 1944 года он стал командиром взвода разведки. Ужас наводили на врага «зеленые призраки». Под Белостоком разведчики из взвода Сергея Матыжонка вышли в тыл врага и на глазах отступавших гитлеровцев взорвали большой мост. Сотни автомашин, танков и орудий достались нашим войскам. У офицера, схваченного под городом Остроленка, оказался секретный приказ немецкого фельдмаршала Моделя. На землю фашистской Германии старшина Матыжонок вступил в ноябре 1944 года. В первом же боевом поиске за рекой Наревом он снова был тяжело ранен. И все-таки «язык» — немецкий телефонист-корректировщик — был перевезен на лодке через реку и доставлен в штаб. Врачи предполагали, наверное, что уже не вернется в строй старшина. Его эвакуировали глубоко в тыл, на станцию Реутово Московской области. Но не считал разведчик, что уже отвоевал. В конце марта 1945 года выписался Сергей из госпиталя и снова выехал на фронт. Вот последние записи в военном билете старшины: «304-я отдельная разведрота 343-й Кенигсбергской стрелковой дивизии. Командир взвода разведки. 8 апреля 1945 года ранен в правую руку. 1 сентября 1945 года демобилизован».
8 апреля 1945 года… В этот день Сергей выполнил последнее боевое задание: вышел со своим взводом в тыл яростно огрызавшихся немецко-фашистских войск, блокировал кенигсбергское управление тайной полиции и до подхода наших танков не выпустил из здания ни одного гестаповца.
За участие в штурме Кенигсберга двадцатидвухлетний старшина был награжден третьим орденом Красного Знамени. Его вручили, когда Сергей выздоровел после двенадцатого ранения, — в середине мая 1945 года. Кругом было тихо. Война закончилась. А в середине июня старшину Матыжонка вызвали в Москву для участия в параде Победы. Многих боевых друзей встретил он на улицах столицы в памятный день 24 июня 1945 года. Командир колонны все время беспокоился, как бы не подвел его высокий худощавый человек, припадавший на правую ногу, — он был ассистентом у знамени гвардейской воинской части. Но старшина, с шестью боевыми орденами на кителе, на вид совсем еще юный, немного растерянный — таким он запечатлен на кадрах кинофильма «Парад Победы», — четко прошел мимо Мавзолея Владимира Ильича Ленина.
А поезд идет и идет, приближаясь к Карымской.
За окном вагона блеснула светлая полоса реки. Ингода!' Сергей вспомнил короткие летние ночи, веселые костры, друзей мальчишек. Многие из них уже никогда не придут с удочками на берега реки, заросшие душистой черемухой…
Сергея никто не встречал. Матери не было в живых, а отца не стал Сергей тревожить телеграммами: хотелось явиться домой нежданно-негаданно. Сошел демобилизованный старшина с подножки вагона и услышал знакомые звуки:
«Дзинь-бах, дзинь-бах!»
Сергей сразу же узнал человека, неторопливо двигавшегося вдоль состава с молотком в руке. Это был мастер Михаил Ильич Рощин, старый карымский железнодорожник. Старшина подошел, поздоровался. И мастер узнал своего ученика.
— О, Сережа! — протянул руку Михаил Ильич. — Слышали мы про тебя. Молодец! Ну, теперь отдохни денек-другой да берись за молоток. Сегодня за смену шестнадцатый поезд провожаем, а мне как-никак шестьдесят пятый годик пошел. Приходи быстрее.
На второй день после приезда домой взял Сергей ружье и пошел на охоту. Вот знакомая полянка, вот пенек, на котором он любил отдыхать. Березка, которую он когда-то вернул к жизни, стала большой, кудрявой, стройной. Послышался шорох.
На поляну выскочил зайчишка, проковылял мимо кустов багульника, поднялся на задние лапки и стал покусывать веточку. Сергей прицелился.
«Мы потом, когда отвоюем, придем к своим родным березкам…» — вспомнил в эту минуту Сергей младшего лейтенанта Ефремова, опустил ружье.
На третий день после возвращения с фронта Сергей стал работать в составе той же смены, которая проводила его на фронт. Первый поезд, осмотренный слесарем-вагонником Сергеем Матыжонком, был необычный: куда-то на восток, наверное, на переплавку, везли на платформах разбитое немецкое оружие.
Трудился Сергей настойчиво, упорно, не щадя сил. Вечерами учился. Приобрел специальность токаря пятого разряда, получил шоферские права, научился управлять комбайном. А потом заболел. Врачи сказали, что нужно, ехать на «ремонт». В Читинской больнице хирург Мазурук вынул осколок из правой руки. Однажды, штурмуя вражескую траншею, упал в грязь старшина, приподнялся и наповал сразил из разорвавшегося в руке пистолета гитлеровского офицера. Кусочек стали глубоко вошел в руку. Ходить в разведку можно было, а работать молотком этот осколок мешал. Другой кусочек металла из бедра извлекали под наркозом. Очнулся Сергей и увидел возле себя известного читинского хирурга Михалюка. На его ладони катался большой блестящий шарик.
