Тропой дружбы - [27]

А тот, с револьвером, начал хохотать, да так сильно, что едва мог держаться на ногах. Потом, спотыкаясь на каждом шагу, вернулся в салун, чтобы пропустить еще стаканчик, то есть подкрепиться для новой шутки.

На улице никто не обратил особого внимания на это происшествие. Когда в земле лежит золото, а воздух заражен «золотой лихорадкой», не имеет значения, сколько китайцев или белых перережут себе глотки. Нет, единственное, что для каждого там имело смысл, так это как у него самого идут дела. А остальное все пусть катится ко всем чертям! Вот такая там царила веселенькая атмосфера. Конечно, она возбуждает, но время от времени и здорово ударяет по нервам.

Ну, поплелся я дальше и, когда пыль от выстрелов улеглась, увидел перед собой небольшую кучу зевак. Она оказалась у меня на пути и мешала пройти. Я, конечно, сунул мой нос и увидел такое, что заставит вас посмеяться. Представление с канарейками!

Вы когда-нибудь думали, если, конечно, не видели собственными глазами, что эти глупые птицы, канарейки, которые обычно ничего не делают, а только сидят себе целыми днями на жердочке — один глаз закрыт, а другой наполовину белый, — клюют семечки или, взъерошив перышки, насвистывают разные песенки, поддаются обучению разным трюкам?

Уверен, не думали, а подумав, сказали бы, что для этого у них слишком маленькие мозги. Но вот и ошиблись бы, как ошибся я! Потому что в той клетке сидело двенадцать или тринадцать канареек и они там такое выделывали, просто умора!

Около клетки стоял тощий коротышка, который выглядел как чахоточный. У него были печальные глаза, а когда он говорил, его щеки проваливались вовнутрь. Одежда у него была рваной, даже ветхой, не лучше, чем у Слоупа. Рядом с ним я чувствовал себя разодетым в пух и прах, как в воскресный день.

У коротышки была маленькая свистулька. Под ее звуки канарейки на наших глазах построились в ряд! Птички были облачены в крошечную шелковую униформу, красную с белым, а под крылышками у них висели миниатюрные ружья. Канарейки выглядели маленькими солдатиками, которые только и ждали команды «Вперед, ружье на плечо!». У одной из них была шпага и шапочка с кокардой. Она стояла впереди остальных, подпрыгивала и взмахивала крыльями.

Коротышка вновь свистнул. Птички тут же перестроились в колонну по четыре в ряду, и это нужно было видеть, как они маршировали, а одна из них от всех отстала.

Потом канарейки построились в два ряда, по одному с каждой стороны клетки. Перед каждым оказалась маленькая игрушечная пушечка. Одна из птичек схватила клювом шнурок, который, должно быть, был привязан за крошечный курок, и потянула его. Из пушки с хлопком вылетел холостой патрон, и все канарейки на другой стороне упали и замерли, как мертвые.

И это еще не все! После этого та, что с кокардой, расправила крылышки и запела, будто отпевая умерших. И только когда она закончила исполнять свой псалом, коротышка накинул на клетку платок и принялся собирать в шляпу монеты.

Жаль, не умею я все это точно описать. Но поверьте, представление было потрясающим. Все смеялись, подталкивали друг друга, а в шляпу коротышки посыпалось золото.

Я тоже чуть не опустил в нее мой пятидолларовик, который выиграл у Блонди, но передумал и вместо этого положил двадцать пять центов. Но в конце концов, никто и не ожидал, что я заплачу золотом, которого в Портсвилле было полно у взрослых.

А ведь неплохая работенка у этого коротышки итальянца! Скитается себе без всякой тяжелой ноши, только с клеткой, где спят канарейки, да собирает золотые слитки, которые все охотно бросают ему в шляпу. Я даже вроде как размечтался о такой жизни. Но тут толпа разошлась, а итальянец принялся собирать столик на колесиках, на котором показывал птичье представление.

Но, заметив меня, улыбнулся, подмигнул, потом постучал пальцем по клетке и спросил:

— Хочешь посмотреть?

— Хочу, конечно, — откликнулся я.

— Могу показать тебе еще кое-что, — пообещал он и снова весело подмигнул.

Естественно, я пошел с ним, заинтригованный, догадываясь, что у птичек есть про запас еще какие-нибудь трюки и, может, коротышка покажет мне, как их надо дрессировать.

Он прокладывал путь сквозь толпу, толкая тележку, и, каждый раз оборачиваясь, подмигивал мне и кивал, убедившись, что я иду за ним.

Так мы свернули с улицы и попали в извилистый переулок, в котором повсюду валялись пустые картонные коробки, их обычно используют для постройки лачуг или для топки очага. Там были еще разбросаны консервные банки, всякий другой хлам и мусор, колеса тележки подскакивали на нем, из-за чего птицы все время испуганно чирикали в темноте под платком.

Думаю, итальянец хотел побыстрее выбраться оттуда туда, где его могли бы видеть зрители, поэтому он торопился, и я едва за ним поспевал. И вот, когда мы проходили мимо какого-то дома, в темноте дверного проема, как в черной дыре, я вдруг заметил двоих мужчин. Один из них неожиданно выскочил и набросил мне на голову одеяло, да так ловко, что я и опомниться не успел.

Этот тип знал свое дело — он так туго стянул одеяло на моей голове, что мне стало больно.

Понятное дело, я начал драться. И тут из-под одеяла услышал глухой, будто издалека, голос: