Тропинка к дому - [44]

Да, так вот: выжить лось выжил, а к человеку не пришел. И ни на вершок не приблизился. Не сумел он его ни приручить, ни приласкать, ни обмануть, как других животных — корову, к примеру, овцу, лошадь. Хотя пытался. В той же рукописи Михеева сказано и об этом: еще при Иване Грозном на лосях царскую почту возили, а в Сибири в семнадцатом веке удальцы на лосях ездили. Да вот не привилось…

После молчания, он спросил:

— Слыхал, что Михеев диссертацию поехал защищать?

— Слыхал.

— Как думаешь, защитит?

Роберт кивнул головой:

— Обязательно. Сейчас к природе поворот.

— Ну, спасибо…

4

Близко треснули сучки, зашелестели потревоженные ветки, кто-то хозяином, не остерегаясь, ломился напрямик.

— Свои, свои, — успокоил гостя Привалов. — Кажись, Малыш.

Лось, здоровенный и красивый, выступил из лесу, сразу загородив собой проход между двумя соснами. Малыша привлек голос хозяина — так можно было истолковать его появление. Или он пришел, чтобы напомнить о себе: я здесь, я пасусь; или чтобы услышать свое имя из уст человека, или чтобы жесткая рука провела по загривку, располагая к себе; шлепнула по боку, почесала щеку.

— Что, Малыш? — Привалов обернулся, шагнул навстречу, голова лося легла на его плечо. — Наш первенец. С него и началась наша ферма.

Между лосем и человеком было полное и серьезное доверие. Всем своим видом лось как бы говорил: «Не знаю, как оно было раньше, но человек, такой, как мой Хозяин, лосю совсем не страшен. Наоборот, он его друг. Большой друг. Сколько я ни помню своего Хозяина, он добр, откровенен, умен, по-приятельски внимателен ко мне».

Так стояли они: лось и человек.

Если бы эту картину видела мать Малыша, крупная светло-серая лосиха, она была бы потрясена. Ее сынок подошел к человеку — подошел первым! — и положил ему на плечо голову, а человек гладит его подшеек и говорит какие-то ласковые слова. Неужели она не передала его крови беспокойство предков-лосей при встрече с человеком? Как могло случиться такое? Она — дикая, гордая, свободная лосиха, а ее сын — прирученный лось?! Какая ужасная и скорая перемена! В ее родовом колене! «Ты предал лосиное племя. Позор. Ты уже не лось. Коровья кровь течет в твоих жилах», — вот каким жестким упреком могла бы разразиться мать Малыша, увидев эту картину.

На это сын мог бы ответить ей так: «Когда я только родился, ты оставила меня возле елки и ушла. Мне было страшно и голодно. Я ждал утро, день, ночь. Еще утро. Ты не приходила. Уже голова моя не поднималась, и голос погас. Ворон сел на дерево, чтобы выклевать мне глаза. И тут пришел он, человек. Он напоил меня молоком, укрыл и согрел своей одеждой. Он принес меня в свой дом. Я ждал тебя. А тебя не было. Он заменил тебя. Он — мой друг. Я поверил ему навсегда: это свой».

Лучи солнца медленно рассеивались по поляне, в тени под соснами — лось и человек. Неужели все это наяву? Как необычна и прекрасна эта встреча в лесу человека и лося. В ней открывалось что-то древнее, волнующее, радостное…

Рука человека легко и бережно скользит по неохватно-могучей лосиной груди, а лесовик доверчиво трется шеей о плечо, тычется вислой губой в щеку. «Сколько неожиданного, удивительного дал этот век!»

Привалов легко развернул Малыша за голову, и тот послушно переступал по кругу белесыми высокими и сильными ногами с раздвоенными копытами.

— Или, Малыш, Пасись. Айда. Не хочешь пастись — подремли в холодке. Тебе полезно.

Однако лосю это свидание показалось кратким, он медлил.

— Ло! Ло! — повысил голос боцман. И Малыш рванулся в лес.

— Удивительно! Так подружиться с лосем! — восхитился Роберт. — Константин Макарыч, ведь это же меняет все наши представления о лосе!.. Садитесь, садитесь. Вот вы обмолвились, что с Малыша началась ферма. Как это было?

— Я его нашел первым. — Привалов сел, поглаживая ладонями колени, продолжал: — Километрах в пяти отсюда нашел. Его мать бросила.

— Бросила? Почему бросила?

— Это осталось загадкой. Может, кто испугал. Может, еще что-то случилось… Еле-еле душа была в теле.

— А отец?

— Отец? — гмыкнул Привалов иронически. — Отец у лосят бродяга-а. Не растит своих сынков и дочек. Никакой подмоги от него ни мамаше, ни детишкам… Но это мы забежали вперед. А остановились…

— На Михееве, — поспешно подсказал Роберт.

— Да, да, на Михееве, — Привалов кивнул головой. — Нашел меня Михеев на весеннем покшинском берегу. Сыро. Река отыгралась, но мутная, клев паршивый. Дежурю возле удочек, слышу, человек остановился за спиной. Страшно раздражает это рыболовов. Поздоровался, я в ответ буркнул, дал понять: уматывай. Не уходит, представь себе. Думаю: ждет поклевки, чтоб, значит, самому примоститься рядком.

Оглянулся, а у него в руках вместо удильников продуктовая ободранная сумка! Кепочка надвинута на лоб, лицо смущенное, явно не рыболова, сам щуплый и ростом не добрал.

«Здравствуйте, — говорит, — Константин Макарыч. Лесника Паклина знаете? Вот он меня к вам послал». Руку подает, подсаживается, фамилию называет: Михеев. Разговор заводит о здешних лесах, о старых и новых порубках, о полянах, о болотах и лугах, о покшинских плесах — все, оказывается, обшарил. Тут, смекнул я, не рыбой пахнет.