Тропинин - [22]

Справа им соответствует поэтичная группа у клавесина: Вера Ираклиевна и ее учительница музыки — уже знакомая нам Боцигети-дочь.

В центре стоит, улыбаясь, с рукоделием в руках старшая дочь Моркова — графиня Наталия.

Картина писалась быстро: художник был в расцвете сил, натура — всегда перед глазами. В поклонниках таланта недостатка не было. Один из них, адъютант Моркова Мосолов, наблюдая работу над портретом, заметил, что фигура графа, не удовлетворившая Тропинина, была переписана им так скоро, что и сам Ираклий Иванович не успел бы в это время, повернуться.

Сегодняшнее состояние картины не дает представления о ее первоначальном виде. Более ста лет являлась она частью обстановки в доме Морковых и вместе со всей обстановкой, видимо, обновлялась случайными реставраторами; несколько раз перевозилась из Москвы на Украину и обратно. Все это почти начисто сгладило следы подлинной кисти Тропинина.

Спустя два года в пандан к первому был написан второй семейный портрет младших Морковых. Дети с гувернанткой собрались в просторную классную комнату для занятий. Высокая мраморная колонна с античной головой осеняет группу и сообщает возвышенно-поэтический характер повседневному явлению, которое художник не только наблюдал изо дня в день, но в котором он сам принимал участие как учитель рисования. Центром правой части композиции служит фигура преданной ученицы Василия Андреевича — графини Варвары, рисующей голову из античной группы Лаокоона. Ее ставит в пример другим детям старая гувернантка. Рядом с Варварой — брат Аркадий, позади — внучка Боцигети, схожая с бабушкой своей и матерью строгими чертами лица. В левой части холста, как бы противостоящая группе примерных детей, — младшая графиня Мария. На нее с укоризной обращен взгляд гувернантки. На девочке черный передник — знак непослушания. Элемент дидактики, рассказа, введенный художником, немногословен и органически сочетается с задачей композиционного объединения фигур в группу.

С семейным портретом Морковых 1815 года связано любопытное событие в биографии художника. Вот что рассказывает по этому случаю Рамазанов: «В то время, когда эта картина писалась, графа посетил какой-то ученый француз, которому предложено было от хозяина взглянуть на труд художника. Войдя в мастерскую Тропинина, бывшую во втором этаже барского дома, француз, пораженный работой художника, много хвалил его и одобрительно пожимал ему руку. Когда в тот же день граф с семейством садился за обеденный стол, к которому приглашен был и француз, среди многочисленной прислуги явился из передней наряженный парадно Тропинин. Живой француз, увидев вошедшего художника, схватил порожний стул и принялся усаживать на него Тропинина за графский стол. Граф и его семейство этим поступком иностранца были совершенно сконфужены, как и сам художник-слуга. Вечером того же дня граф обратился к своему живописцу со словами: „Послушай, Василий Андреевич, твое место, когда мы кушаем, может занять кто-нибудь другой!“» Так случайность освободила Тропинина от одной из самых тягостных его обязанностей. Он стал наконец по преимуществу живописцем. Слава Василия Андреевича была приятна тщеславию Моркова, и он охотно поощрял занятия своего недавнего лакея, поручая ему исполнять портреты своего семейства, писать копии, готовить новый иконостас для кукавской церкви с портретными изображениями своих детей в виде святых. Не препятствовал граф и выполнению сторонних заказов.

В Москве в ту пору было трудно достать «порядочного живописца», и в заказах недостатка не было. «Благодарю, что предупредила меня о приезде живописца. Я полагаю, что ему найдется работы немало; после 12-го года хорошие живописцы стали редкостью», — читаем в письме Марии Волковой, посланном из Москвы 23 октября 1816 года петербургской приятельнице [20].

До недавнего времени число известных произведений Тропинина, датируемых 1810-ми годами, было очень невелико, но и теперь еще нельзя достаточно оценить работы живописца этого периода. Как правило, художник не подписывал тогда свои произведения, а окружающие мало интересовались именем крепостного. Наиболее ответственными были заказы на групповые семейные портреты. И, судя по сохранившимся эскизам и рисункам, таких работ было немало. Однако, кроме семейных портретов Морковых, они нам не известны.

Попробуем опять обратиться к аналогии, чтобы взглянуть на этот вид творчества Тропинина глазами современника.

В тех же «Рассказах бабушки…» Д. Благово описывает портрет семейства Чернышевых, подобный морковским: «Дом был отделан внутри очень просто: везде березовая мебель, покрытая тиком; нигде ни золочения, ни шелковых материй, но множество портретов семейных в гостиной и прекрасное собрание гравированных портретов всех известных генералов 1812 года. В зале, либо в бильярдной, была большая семейная картина во всю стену — изображение семейства Чернышевых; фигур много, и все почти в натуральную величину; кисть по времени прекрасная; надобно думать, что такая картина стоила очень больших денег, когда портретная живопись была искусством, а не ремеслом, как сделалось впоследствии»