Тропик Змеев - [72]

– Он умеет лечить раны, – сказала я Йейуаме. – Конечно, я надеюсь, что в этом умении надобности не будет, но если вдруг…

Йейуама устало вздохнул, покорившись судьбе.

– Если я не соглашусь, он, видимо, пойдет за нами и без моего позволения.

Этого Том отрицать не стал.

– Хорошо, Регуамин. Твои братья и сестра могут помочь тебе. Но им нельзя идти на остров с тобой.

(В то время меня очень удивило, что Йейуама согласился позволить остальным участвовать в этом предприятии. Теперь, в ретроспективе, я думаю, что мой способ решения поставленной задачи ошарашил не только Тома, и Йейуама не хотел оказаться – пусть даже косвенно – виновным в моей смерти. Впрочем, все это – только мои предположения.)

Мы обернули тканью отобранные Натали кости и отнесли их на стоянку, однако задерживаться у наших хозяев надолго не собирались. Поскольку мне предстояло подняться на гребень Великого Порога, да еще нести на себе громоздкое снаряжение, легче всего было отправиться в путь не через болото, а вдоль его верхней границы. Но некоторое время нам было по пути с прочими членами общины, менявшими место стоянки.

Как всегда в это время года, община вновь разрослась, и все мулинцы громко пели на ходу. Натали пела с ними и прежде, но теперь к общему хору присоединился и Том. Голос его был груб, но звучал довольно мелодично.

– И тебе следует спеть, – подсказал мне Йейуама. Вскоре после ухода со стоянки ему предстояло отделиться от всех и пойти своим путем – ждать меня у подножья Великого Порога.

– О, нет, – поспешно возразила я. – Лягушки – и те музыкальнее.

Похоже, мой протест привел его в недоумение.

– И что из этого? Главное – гармония.

Использованное им слово, «эвеле», в мулинском имеет то же двойное значение, что и в переводе на ширландский, и означает не только слаженность звуков, но и согласие между людьми. Судя по тому, как он употребил его, имелось в виду второе – точнее, он хотел сказать, что второе порождает первое. И все же…

– Я буду очень стесняться.

Но об отказе Йейуама и слышать не хотел. Оставалось одно – петь. И я запела. Услышав это, Натали ободряюще хлопнула меня по плечу, а Том изо всех сил постарался не зажмуриться, но мулинцы дружно заулыбались: несмотря на все неблагозвучие моего пения, теперь я была гармонична.

Увы, гармонии нашей не суждено было длиться долго. Вскоре ее нарушил яростный кашляющий рев, раздавшийся в некотором отдалении впереди.

Пение тут же стихло. Охотники, не обремененные почти ничем, кроме своих сетей и копий, побросали все лишнее и растворились в окрестных кустах. Матери и старики подтолкнули к зарослям детей; секунда, другая – и все они тоже совершенно скрылись из виду. Даже прожив среди мулинцев столько времени, я не смогла не поразиться быстроте их исчезновения.

Йейуама, шедший рядом со мной, на миг замер, и, что-то решив про себя, взглянул мне в глаза.

– Дракон, – сказал он, и я согласно кивнула. – Зол. Идем.

Очевидно, последнее касалось не одной меня, а всех троих – троих, так как Фадж Раванго ушел с охотниками. Том шагнул вперед, но Натали отрицательно покачала головой и придержала узел с костями, висевший у него за спиной.

– Оставьте мне. Я их спрячу.

Шагая за Йейуамой и Томом, я с тревогой подумала, уж не в этих ли костях причина драконьей злости. Горных змеев в Выштране разозлили убийства и похищения тел их собратьев; здесь мы ничего подобного не наблюдали, но, как известно, отсутствие свидетельств еще не есть свидетельство отсутствия. Мулинские драконы и в самой благоприятной обстановке были существами замкнутыми и недружелюбными, но в ярости я их еще не видела. Быть может, это мы разозлили его, сами того не желая?

Ответ в виде человеческих криков и ругани не заставил себя ждать.

Кричали не по-мулински. Время от времени мне удавалось различить отдельные йембийские слова, но понятнее всего для меня оказалась адская смесь тьессинского с айвершским. Этого голоса я не слышала уже многие месяцы, однако узнать говорящего по языку его ругани было нетрудно.

На болота в поисках новой, более интересной дичи явился мсье Велюа.

Тихим, встревоженным шепотом я объяснила это Йейуаме.

– Мы не позволим ему убить дракона, – твердо ответил он, не распространяясь о том, какими средствами мулинцы могут помешать Велюа. Конечно, сам Йейуама, как непорочный, не запятнал бы себя убийством, но об охотниках сказать того же было нельзя.

Я ожидала услышать крики еще издали: в конце концов, охотники опережали нас и уже должны были быть на месте. К тому же я ожидала, что рев дракона вот-вот стихнет, ведь Велюа, несомненно, был вооружен прекрасной винтовкой и почитал делом чести расправляться с добычей первым же выстрелом. Но время шло, а все оставалось по-прежнему, и вскоре, подкравшись к месту событий вслед за Йейуамой, я увидела, что происходит.

Пять или шесть охотников-йембе окружили дракона с копьями наготове – это были всего лишь копья, а не винтовки, и предназначались они только для того, чтоб удержать добычу на месте. Еще трое, подступив ближе, изо всех сил тянули в стороны веревки, которыми были захлестнуты лапы болотного змея. Сам Велюа осторожно подбирался к дракону спереди. Нос и рот его, как и у всех остальных, были прикрыты платком, а глаза защищены от ядовитых паров очками-«консервами». Шагнув вперед, он примерился, накинул на морду дракона лассо, которое держал в руках, и рывком затянул петлю.