Тропик любви - [89]

Шрифт
Интервал

Но этот Лоренс Липтон… Физически, и я сразу это понял, он сильно напомнил мне одного человека, которого я совершенно не переносил. Даже манера говорить у него была, как у того человека, которого я до сих пор ненавижу и презираю. И тем не менее все, о чем он заговаривал, — а он имел привычку перескакивать с предмета на предмет без всякой видимой связи, — притягивало мое внимание, как магнит. Он уже успел слегка коснуться дюжины тем, одно упоминание которых действует на меня, как хорошая доза адреналина. Вдруг мне показалось, что он произнес слово «ессеи». Причем произнес правильно, чем застиг меня врасплох.

— Вы сказали «ессеи»? — спросил я.

— Да, — ответил он. — А что? Вас интересуют ессеи? — Он казался удивленным.

Я объяснил, что много лет выискивал все, что мог, об их обычаях, ритуалах и образе жизни. Упомянул и об определенных, как мне казалось, сходных чертах между ними и альбигойцами. Мимоходом сослался на довольно необычную книгу, называющуюся «Неизвестная жизнь Иисуса».[240] Процитировал книгу Джералда Хирда[241] «Время, боль и секс», в которой есть любопытная глава, посвященная этой удивительной секте.

Да, да, сказал он, эти книги, кажется, знакомы ему — и еще многие другие, подобные им. Но разве сейчас об этом поговоришь? Слишком это обширный предмет. Он сыпал именами, датами, цитатами, ссылками на всевозможные герметические источники.

— Если вы действительно желаете узнать больше, — сказал он, — я попрошу жену сделать для вас копию некоторых самых значительных документов, относящихся к этому предмету, которые я собрал за последние десять или больше лет.

— Не смею и надеяться, — начал было я.

— Пустяки, — отмахнулся он. — Она будет рада помочь вам, не так ли, дорогая?

Та, конечно, согласно кивнула.

Через несколько недель я получил обещанные документы. Там же были собственные замечания и комментарии Липтона, чрезвычайно тонкие и дельные.

Прошло время, и тема ессеев потеряла для меня остроту, заняв надлежащее место среди других тем. И вот, всего десять дней назад, вернувшийся из Палестины врач и привезенное им послание от моего старого друга Лилика призвали меня обратить внимание на статью, весьма пространную, о «свитках Мертвого моря», которая появилась «вроде бы» в «Нью-Йоркере». Он сказал, что это очень важная статья и написал ее Эдмунд Уилсон.[242] Поскольку я редко читаю «Нью-Йоркер», то ничего не слышал об этом событии, действительно, как оказалось, имевшем место.

Двумя днями позже пришел с почтой номер «Нью-Йоркера», о котором говорил врач, мой гость. Журнал прислал Лоренс Липтон, о котором я ничего не слышал уже несколько месяцев. В прилагавшемся письме Липтон сообщал, что, полагая, что я мог пропустить статью Уилсона, и помня мой интерес к ессеям, он счел своим долгом послать мне ее. Совпадение? Возможно. Однако я предпочитаю думать иначе. В определенный момент жизни чуть ли не каждый из нас задумывается над значением слова «совпадение». Если не побояться задать себе этот вопрос, потому что он из числа тех, что не прибавляют душевного покоя, приходится признать, что простой случайностью тут ничего не объяснишь. Если употребить слово «предопределение», то возникает чувство обреченности. И чувство обоснованное. Лишь потому, что человек рожден свободным, эти таинственные совпадения времени, места и событий могут происходить. В гороскопах мужчин и женщин, отмеченных судьбой, мы видим, что простые «случайности» становятся для них событиями в высшей степени знаменательными. Может, взаимосвязь в их жизни внутреннего и внешнего, микро и макро потому столь поразительна и кристально ясна, что эти люди были способны лучше, чем простые смертные, представить себе возможности, которые открываются перед ними.

Как ни пытайся мы разгадать тайну «случая», нам, наверное, так и не удастся дать удовлетворительное объяснение этому феномену, но нельзя отрицать, что нам известно о существовании закономерностей, недоступных человеческому пониманию. Чем больше мы в этом убеждаемся, тем больше чувствуем, что есть некая зависимость между достойной жизнью и счастливой случайностью. Если копнуть глубже, то мы придем к пониманию, что сам по себе случай ни хорош, ни плох, а имеет значение лишь то, как мы воспользуемся (удачным или неудачным) поворотом судьбы. Старая пословица гласит: «Удача — кляча: садись да скачи». Скрытый подтекст этой пословицы в том, что боги не одинаково благоволят или не благоволят к нам.

Хочу подчеркнуть, что, принимая свою судьбу, следует думать не о том, что так уж нам на роду написано или что мы особо отмечены среди остальных, но о том, что, отзываясь лучшим, что есть в нас, мы можем подчинить себя ритму высших законов, непостижимых законов Вселенной, которые не разделяют между добром или злом, тобой или мной.

Таково было испытание, которое великий Иегова возложил на Иова.

Я могу привести бесчисленные примеры подобных нежданных совпадений и «чудес», как я откровенно их называю, что бывали в моей жизни. Число, однако, ничего не значит. Даже если это произойдет один раз, вы будете потрясены его неслучайностью. Вообще говоря, что больше всего меня озадачивает в людском поведении, так это способность человека игнорировать или обходить события либо происшествия, которые не укладываются у него в голове, необъяснимы для его прямолинейной логики. Тут реакции цивилизованного человека так же примитивны, как и реакции так называемого дикаря. Что он не может объяснить, то он отказывается признать существующим. Он всячески увиливает от этого, называет разными словами: случайность, аномалия, акциденция, совпадение и так далее.


Еще от автора Генри Миллер
Тропик Рака

«Тропик Рака» — первый роман трилогии Генри Миллера, включающей также романы «Тропик Козерога» и «Черная весна».«Тропик Рака» впервые был опубликован в Париже в 1934 году. И сразу же вызвал немалый интерес (несмотря на ничтожный тираж). «Едва ли существуют две другие книги, — писал позднее Георгий Адамович, — о которых сейчас было бы больше толков и споров, чем о романах Генри Миллера „Тропик Рака“ и „Тропик Козерога“».К сожалению, людей, которым роман нравился, было куда больше, чем тех, кто решался об этом заявить вслух, из-за постоянных обвинений романа в растлении нравов читателей.


Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом».


Сексус

Генри Миллер – классик американской литературыXX столетия. Автор трилогии – «Тропик Рака» (1931), «Черная весна» (1938), «Тропик Козерога» (1938), – запрещенной в США за безнравственность. Запрет был снят только в 1961 году. Произведения Генри Миллера переведены на многие языки, признаны бестселлерами у широкого читателя и занимают престижное место в литературном мире.«Сексус», «Нексус», «Плексус» – это вторая из «великих и ужасных» трилогий Генри Миллера. Некогда эти книги шокировали. Потрясали основы основ морали и нравственности.


Нексус

Секс. Смерть. Искусство...Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.«Нексус» — такой, каков он есть!


Тропик Козерога

«Тропик Козерога». Величайшая и скандальнейшая книга в творческом наследии Генри Миллера. Своеобразный «модернистский сиквел» легендарного «Тропика Рака» — и одновременно вполне самостоятельное произведение, отмеченное не только мощью, но и зрелостью таланта «позднего» Миллера. Роман, который читать нелегко — однако бесконечно интересно!


Черная весна

«Черная весна» написана в 1930-е годы в Париже и вместе с романами «Тропик Рака» и «Тропик Козерога» составляет своеобразную автобиографическую трилогию. Роман был запрещен в США за «безнравственность», и только в 1961 г. Верховный суд снял запрет. Ныне «Черная весна» по праву считается классикой мировой литературы.


Рекомендуем почитать
Бессмертники

1969-й, Нью-Йорк. В Нижнем Ист-Сайде распространился слух о появлении таинственной гадалки, которая умеет предсказывать день смерти. Четверо юных Голдов, от семи до тринадцати лет, решают узнать грядущую судьбу. Когда доходит очередь до Вари, самой старшей, гадалка, глянув на ее ладонь, говорит: «С тобой все будет в порядке, ты умрешь в 2044-м». На улице Варю дожидаются мрачные братья и сестра. В последующие десятилетия пророчества начинают сбываться. Судьбы детей окажутся причудливы. Саймон Голд сбежит в Сан-Франциско, где с головой нырнет в богемную жизнь.


Тень шпионажа

В книгу известного немецкого писателя из ГДР вошли повести: «Лисы Аляски» (о происках ЦРУ против Советского Союза на Дальнем Востоке); «Похищение свободы» и «Записки Рене» (о борьбе народа Гватемалы против диктаторского режима); «Жажда» (о борьбе португальского народа за демократические преобразования страны) и «Тень шпионажа» (о милитаристских происках Великобритании в Средиземноморье).


Дохлые рыбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Револьвер для Сержанта Пеппера

«Жизнь продолжает свое течение, с тобой или без тебя» — слова битловской песни являются скрытым эпиграфом к этой книге. Жизнь волшебна во всех своих проявлениях, и жанр магического реализма подчеркивает это. «Револьвер для Сержанта Пеппера» — роман как раз в таком жанре, следующий традициям Маркеса и Павича. Комедия попойки в «перестроечных» декорациях перетекает в драму о путешествии души по закоулкам сумеречного сознания. Легкий и точный язык романа и выверенная концептуальная композиция уводят читателя в фантасмагорию, основой для которой служит атмосфера разбитных девяностых, а мелодии «ливерпульской четверки» становятся сказочными декорациями. (Из неофициальной аннотации к книге) «Револьвер для Сержанта Пеппера — попытка «художественной деконструкции» (вернее даже — «освоения») мифа о Beatles и длящегося по сей день феномена «битломании».


Судный день

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Игра в жизнь

Имя Сергея Юрского прочно вошло в историю русской культуры XX века. Актер мирового уровня, самобытный режиссер, неподражаемый декламатор, талантливый писатель, он одним из немногих сумел запечатлеть свою эпоху в емком, энергичном повествовании. Книга «Игра в жизнь» – это не мемуары известного артиста. Это рассказ о XX веке и собственной судьбе, о семье и искусстве, разочаровании и надежде, границах между государствами и людьми, славе и бескорыстии. В этой документальной повести действуют многие известные персонажи, среди которых Г. Товстоногов, Ф. Раневская, О. Басилашвили, Е. Копелян, М. Данилов, А. Солженицын, а также разворачиваются исторические события, очевидцем которых был сам автор.


Галина

Книга воспоминаний великой певицы — яркий и эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и жизненном предательстве. «Эту книга я должна была написать, — говорит певица. — В ней было мое спасение.


Эпилог

Книгу мемуаров «Эпилог» В.А. Каверин писал, не надеясь на ее публикацию. Как замечал автор, это «не просто воспоминания — это глубоко личная книга о теневой стороне нашей литературы», «о деформации таланта», о компромиссе с властью и о стремлении этому компромиссу противостоять. Воспоминания отмечены предельной откровенностью, глубиной самоанализа, тонким психологизмом.


Автобиография

Агата Кристи — непревзойденный мастер детективного жанра, \"королева детектива\". Мы почти совсем ничего не знаем об этой женщине, о ее личной жизни, любви, страданиях, мечтах. Как удалось скромной англичанке, не связанной ни криминалом, ни с полицией, стать автором десятков произведений, в которых описаны самые изощренные преступления и не менее изощренные методы сыска? Откуда брались сюжеты ее повестей, пьес и рассказов, каждый из которых — шедевр детективного жанра? Эти загадки раскрываются в \"Автобиографии\" Агаты Кристи.