Тропами горного Черноморья - [88]

В течение всего подъема продолжались встречи со старыми друзьями: и с пихтовым лесом, и с вечнозеленым кустарником, и с первыми стеблями высокотравья. Мы поднимались на хребет, именуемый Пастбищем Абаго, а я невольно сравнивал: вот это, как на Аибге... А это лучше, чем на Псекохо... Я так постепенно и долго вживался в душу здешней природы. А Наташа с Володей видели все это впервые и сразу в такой дозе!

Но вот и для меня появилось нечто новое. Это было первое, что несколько оживило угрюмого и неразговорчивого Сашу. Он начал читать следы на тропе, там, где мы еще ничего не различали.

- Вот олень шел... Кабан рыл... Медведь грыз...

Вскоре мы поняли, что тропы глубин заповедника буквально испещрены следами зверей, и сами научились читать эту письменность. Не только наши желания, казалось, сам воздух наполнился ожиданием встречи с дикими животными. Мы чувствовали, что все это безмолвие живет, что за всеми деревьями притаились следящие за нами четвероногие обитатели дебрей...

Саша показывает нам барсучьи следы и удивляет сообщением о том, что мясо у барсука съедобно и даже вкусное. Рассказывает об охоте на куниц при помощи ловушек (я такие видел на Лашипсе), причем непринужденно хвастается, что сам браконьерствовал в заповеднике. Странное создание.

Впрочем, видимо, браконьерство и воспитало в нем зоркость следопыта. Ему доводилось сваливать десятипудовых кабанов. Для нас было новостью, что спереди туловище кабана защищено как бы подкожным панцирем. Саша называл такой панцирь "калканом". По его словам, этот калкан защищает грудь зверя от самых острых клыков соперника. Старых кабанов юноша называл "секачами", "одиицами". Все это напоминало книги Арсеньева и Сетона Томпсона...

Особенно охотно Саша говорил о медведях, о том, что они добрые и не трогают людей, что их не боятся даже серны - так и пасутся рядом на лугу. Бывает, что медведь залезает на дерево стряхивать груши, а кабаны тут как тут - сбегаются воспользоваться его любезностью и подбирают упавшие фрукты.

...Лес сменился альпикой. Сочные молодые луга занимали весь округлый верх Пастбища Абаго. Называю друзьям новые для них цветы - примулы, эритрониумы, рябчики... С первого же холма открылся неохватный кругозор.

Подобная Чугушу, видному с Ачишхо, здесь вставала перед глазами огромная обрывисто снежная Тыбга. От нас ее отделяла глубокая лесистая долина Молчепы. Для меня эта долина опять-таки была лишь вариантом виденной с Ачишхо: Малчепа здесь "исполняла обязанности" Ачипсе.

Малчепа... Когда-то ее долину называли "царством зубров". В ней этих древних быков водилось особенно много. Во всем теперешнем заповеднике их насчитывалось свыше тысячи голов. До революции их охраняли для великокняжеских охот, и уже это озлобляло местных охотников. Браконьеры не упускали случая загубить зубра даже тогда, когда им я не удавалось воспользоваться ни шкурой, ни мясом. Охотники рассуждали так: истребим зубров - не будет и запретов на охоту,- весь зверь тогда нам достанется...

Не отставали в истреблении зверя и сами "хозяева" заказника. Роскошный том "Кубанская охота" сохранил репродукции старинных фотографий "светлейших" охотников, попирающих ногами туши убитых туров и серн, оленей и зубров.

Правда, и среди этих "хозяев" находились просвещенные головы, ставившие вопрос о более серьезном заповедании западнокавказской природы. Известно, например, письмо * великого князя Сергея, владевшего заказником, августейшему братцу, числившемуся президентом Академии наук, где Сергей жалуется на то, что был одинок в своих "заботах, попечениях и усилиях" о сохранении кавказского зубра, и говорит о готовности вырабатывать меры по его охране "путем объявления нагорной полосы Кубанской области заповедной". К рассуждениям князя о необходимости обеспечить приоритет русской науки в изучении "кавказского дикого быка" присовокуплялась существенная оговорка: "если на то последует высочайшее государя-императора повеление".

Оговорка была не случайна. В царской России даже великокняжеские здравые мысли не гарантировали успеха делу. В 1914 году совет министров Российской империи выразил это ясней ясного: "Охрана редких зоологических пород не отвечает понятию общеполезной государственной меры, ради осуществления которой можно поступиться неприкосновенным вообще правом частной собственности". "Вообще неприкосновенная" в условиях капитализма частная собственность решала дело.

Егеря великокняжеской охоты все же как могли охраняли зубров. Но в годы гражданской войны звери остались без всякой охраны. Их уничтожали и браконьеры-охотники и скрывавшиеся в лесах бело-зеленые банды. В 1919 году (истребителям зубров "помогла" и страшная эпидемия, точнее - эпизоотия, ящура и сибирской язвы.

Охотники из Хамышков, Даховской и Псебая до сих пор хранят в изустных преданиях истории о варварском истреблении зубров своими односельчанами. Они убивали животных в спортивном азарте, оставляя мясо и шкуры волкам. Один житель из Даховской имеет на своей совести восемнадцать убитых зубров; его "единомышленник" из Псебая загубил семь стельных самок...