Тропа паучьих гнезд - [18]

Сосняк остался позади, и теперь они идут по каштановому лесу.

— Еще немного, — говорит великан, — и мы в самом деле будем на месте.

Действительно, им тут же попадается мул, взнузданный, но не оседланный, который бродит без присмотра и щиплет траву.

— Хотел бы я знать, — говорит великан, — какой сукин сын оставил его непривязанным? Поди сюда, Корсар, поди ко мне, мой хороший.

Он берет мула за уздечку и тащит за собой. Корсар — старый, облезлый мул, вялый и покорный. Между тем они вышли на лесную поляну, где стоит ветхий сарай — в нем, наверно, пекут каштаны. Вокруг ни души. Великан останавливается, вместе с ним останавливается и Пин.

— Что случилось? — удивляется великан. — Неужто они все ушли?

Пин догадывается, что, видимо, случилось что-то страшное, но он не понимает как следует, в чем тут дело, и не пугается.

— Эй! Есть тут кто? — говорит великан, но не слишком громко и снимает с плеча автомат.

Из сарая выходит маленький человечек с мешком. Завидев их, он швыряет мешок на землю и начинает бить в ладоши.

— О-ля-ля! Привет, Кузен. Нынче будет славная музыка! — Голосок у него резкий и пронзительный.

— Левша! — восклицает спутник Пина. — А где, черт возьми, остальные?

Человечек идет им навстречу, потирая руки.

— Три грузовика, три набитых солдатами грузовика едут по проселочной дороге. Их засекли нынче утром, и навстречу им отправился весь батальон. Скоро начнется концерт.

На человечке матросская курточка с капюшоном из кроличьего меха, прикрывающим его лысый череп. Пин решает про себя, что это, наверно, гном, живущий в лесной хижине.

Великан поглаживает усы.

— Хорошо, — говорит он, — надо бы и мне сходить пальнуть разок-другой.

— Если только успеешь, — замечает человечек. — Я остался приготовить обед. Уверен, что к полудню они закончат бой и вернутся.

— Мог бы присмотреть за мулом, раз уж ты здесь остался, — ворчит великан. — Если бы я его не встретил, он ушел бы к морю.

Человечек привязывает мула и смотрит на Пина.

— А это кто такой? Ты сделал сыночка, Кузен?

— Я скорее сдох бы! — отвечает великан. — Этот паренек устраивает вылазки с Красным Волком и отстал от него.

Не совсем точно, но Пин рад, что его так представили. Пожалуй, великан сделал это нарочно, чтобы придать ему больше веса.

— Ну вот, Пин, — говорит он, — это Левша, повар в отряде. Относись к нему с почтением, потому что он старше тебя и потому что иначе ты не получишь добавки.

— Послушай-ка, новобранец революции, — говорит Левша, — ты способен почистить картошку?

Пину хотелось бы ответить какой-нибудь непристойностью — просто так, ради первого знакомства, — но он как-то сразу не находится и говорит:

— Я-то? Конечно.

— Вот и чудесно. Мне как раз нужен поваренок, — говорит Левша. — Погоди, я схожу за ножами. — И он скрывается в сарае.

— Он правда твой кузен? — спрашивает Пин у великана.

— Нет, Кузен — это я, меня все так зовут.

— И я?

— Что и ты?

— Я тоже могу тебя звать Кузеном?

— Разумеется. Имя как имя, не хуже других.

Пину это нравится. И он решает сразу же попробовать:

— Кузен! — окликает он.

— Чего тебе?

— Кузен, для чего сюда идут грузовики?

— Чтобы спустить с нас шкуру. Но мы встретим их и сами спустим с них шкуру. Такова жизнь.

— Ты тоже пойдешь, Кузен?

— Конечно. Надо идти.

— А у тебя ноги не устали?

— Вот уже семь лет, как я хожу и сплю в сапогах. Даже если я умру, то умру в сапогах.

— Семь лет не снимать сапоги! Разрази меня гром, Кузен, а у тебя не воняют ноги?

Тем временем вернулся Левша. Но он принес не только ножи для чистки картошки. На плече у него сидит птица, которая бьет подрезанными крыльями. За ногу птица привязана цепочкой, словно она — попугай.

— Что это? Что это? — кричит Пин и подносит палец к клюву птицы. Птица вращает желтыми глазами и моментально клюет его в палец.

Левша хохочет.

— Что, сразу убрал руки, товарищ! Берегись, Бабеф — сокол мстительный.

— Где ты его взял, Левша? — спрашивает Пин, который все больше убеждается, что не следует доверять ни взрослым, ни их животным.

— Бабеф — ветеран нашего отряда. Я вынул его из гнезда, когда он был еще птенцом. Он тотем, талисман нашего отряда.

— Было бы лучше, если бы ты оставил его на свободе и дал ему сделаться хищной птицей, — замечает Кузен. — Ничего себе талисман. Он приносит несчастье, почище любого монаха.

Но Левша подносит ладонь к уху и делает им знак помолчать.

— Та-тата… Слышите?

Они прислушиваются: внизу, в долине, раздаются выстрелы. Автоматные очереди и несколько взрывов ручных гранат.

Левша бьет по ладони кулаком и визгливо хихикает.

— Ну вот, ну вот, я же говорил, что от нас никто не уйдет. Мы всем им продырявим черепушки.

— Ладно. Если будем сидеть здесь, не больно-то много мы их продырявим. Я схожу взглянуть, как там, — говорит Кузен.

— Погоди, — останавливает его Левша. — Не хочешь каштанов? Осталось с утра. Джилья!

Кузен резко поднимает голову.

— Кого это ты зовешь? — спрашивает он.

— Жену, — отвечает Левша. — Она здесь со вчерашнего вечера. В городе за ней охотится «черная бригада».

Действительно, в дверях сарая появляется женщина с обесцвеченными перекисью волосами, еще молодая, хотя и малость потрепанная. «Вот уж никогда не подумал бы, что у Левши такая молодая и такая хорошенькая жена», — думает Пин.