Трон Валузии - [8]

В зале вновь воцарилась мертвая тишина. Заговорщики, просветлевшие лицами при первых словах Кулла, вновь принялись умолять о пощаде.

— Поднимите их с колен, Келькор, — недовольно приказал Кулл.

— И дайте им оружие! Если они так хотят жить — пусть попробуют убить меня не подлой отравой, а острым мечом в открытом бою!

— Слава Куллу, справедливейшему и отважному царю Валузии! — крикнул кто-то, но крик утонул в общем молчании.

Гости позабыли о прекрасном вине и изысканных угощениях на серебряных блюдах. Все молча смотрели на царя-воина, который скинул с себя парчовые одежды, оставшись обнаженным до пояса. Многочисленные гости, среди которых было немало женщин, непроизвольно любовались его могучим, загорелым телом, украшенным многочисленными шрамами и не имеющего ни единой складки жира.

Алые Убийцы довольно грубо подняли шестерых пленных с колен и вручили каждому острый меч и щит. Увидев, что им реально выдали без всякого обмана боевое остро отточенное оружие, а Кулл, выхватив меч, один идет на них, они решили дорого продать свои жизни. А может, в отчаянном безумии, они вдруг на мгновение поверили, что смогут справиться все вместе с одним воином.

Сотни глаз устремились на то место, где шестеро заговорщиков вытянули мечи в сторону приближающегося Кулла. Седьмой, юноша с бледным лицом, меч из рук Алого Убийцы взял, но держал его острием вниз.

— Бей его, смерть узурпатору! — вскричал один из тех, кто несколько минут назад молил о пощаде.

Шестеро грелиманусцев вмиг окружили царя, как комары облепляют случайно забредшего на болота медведя. Но так же легко, как от жала комара, Кулл уворачивался от их ударов.

Для Кулла не имело значения, кто стоит перед ним с оружием в руках, для него исчез огромный роскошный пиршественный зал и сотни глаз, неотрывно следящих за ним, он забыл, что за его спиной стоят Алые Убийцы, лучшие в мире воины, на их алых доспехах незаметна кровь, ни своя, ни противника, чтобы не отвлекала от важного дела — убивать, убивать, убивать.

Кулл забыл обо всем, кроме жалких противников, в глупости своей возомнивших, что могут победить его, варвара, выходца из Атланты. Удар сверху вниз — и вот уже первый противник упал с раскроенным черепом, и тут же удар снизу вверх и второй грелиманусец заорал предсмертным криком. Третий, самый отчаянный, нанес резкий рубящий удар, но Кулл с разворота покончил и с ним, не обратив ни малейшего внимания на рану, на то, что он весь обрызган кровью — своей и чужой. Он провел выпад, который невозможно отразить, и еще один заговорщик упал, распростившись с жизнью.

Один из двоих оставшихся закричал в испуге, поняв неотвратимость смерти, и, выставив меч вперед, бросился прочь от Кулла, надеясь протаранить себе путь среди рабов и слуг и выскочить из дворца, позорным бегством спасая жизнь. Рабы разбегались пред блеском стали, испуганные искаженным страхом и ненавистью лицом беглецам.

До спасительных дверей оставалось совсем немного, в лицо беглецу уже пахнуло опьяняющим ветром свободы, как путь заговорщику преградили двое Алых Убийц, хмурых и безжалостных. Словно молнии сверкнули два клинка и из спины грелиманусца показались два обагренных кровью острия.

Кулл тем временем покончил с еще одним заговорщиком, у ног его валялись пять трупов. Он подлетел к последнему, не отпившему вина, бледному юноше с гордым гербом на груди.

— Подними меч и защищайся, подлый отравитель! — крикнул ему Кулл. — Прими смерть, как мужчина.

— Моя жизнь принадлежит тебе, мой царь, — не поднимая клинка ответил молодой человек. — И если тебе так нужно, убей меня.

— Ты вместе с этими мерзавцами пытался отравить меня!

— Как я мог хотеть смерти царя, за которого отдал жизнь мой отец, и за которого я сам проливал кровь уже в трех битвах?

Кулл остановился.

— Да, я помню в прошлом сражении ты проявил мужество и бесстрашие, достойное воина. Тем более я удивлен тем, что представитель столь благородного рода оказался среди заговорщиков.

— Я не имею к ним никакого отношения, — спокойно ответил юноша, глядя царю прямо в глаза и готовый принять смерть, но не поднять меча на своего повелителя.

— Почему же ты не прикоснулся к вину, когда я провозгласил тост за великого Хотата? — удивленно спросил Кулл, которому очень хотелось, чтобы юноша доказал свою невиновность — ему он нравился.

— Я не пил вина, — спокойно ответил тот, — потому, что дал обет не прикасаться к вину и изысканным яствам до тех пор, пока не обвенчаюсь со своей возлюбленной, ее зовут Фейра, дочь известного вам гора-Марина. Но она отправилась за благословением к своему деду в Грелиманус и я с тревогой ожидаю ее возвращения. Я поехал бы вместе с ней, но я обязан был присутствовать на вашем пире, мой царь, я не мог нарушить традиций. Но я не мог и нарушить обета не пить ничего, кроме родниковой воды и не есть ничего, кроме черного хлеба. Я все сказал, если сомневаешься в моих словах, мой повелитель, убей меня, я с удовольствием приму смерть за своего царя.

— Как твое имя?

— Хеерст из рода Дракбары.

Кулл опустил меч и обнял юношу.

— Твои слова обогревают мое сердце, — сказал царь. — Не все в моем царстве думают лишь о том, как погубить меня и завладеть моим троном. Я бы выпил с тобой вина, отважный Хеерст, но я уважаю твой обет. У меня к тебе есть поручение, готов ли ты выполнить его прямо сейчас?