Трон из костей дракона - [45]

Когда они брели по душному лесу, Джеремия немного приотстал, дожидаясь, пока звук шагов Моргенса не затих в трескучем коричневом подлеске.

— Ты еще не просил его?

— Нет, — Саймон присел на корточки, чтобы посмотреть на передовой отряд муравьев, двигавшихся сплошной полосой вверх по стволу вестивегской сосны. — Я как раз собираюсь сделать это сегодня. Мне только надо еще придумать, как правильно начать разговор.

— А если он скажет «нет»? — Джеремия с неудовольствием смотрел на муравьиную процессию. — Что мы тогда будем делать?

— Он не скажет «нет». — Саймон встал. — А если скажет… ну, что ж, я что-нибудь придумаю.

— О чем это вы тут шепчетесь? — на прогалине появился юный Исаак. — Это не дело заводить секреты. — Хотя он был на три-четыре года младше Саймона и Джеремии, в его голосе уже появились «верхние» интонации.

— Не твое дело, — сердито огрызнулся на него Саймон.

— Просто мы рассматривали это дерево, — чуть заискивающе сказал Джеремия, по привычке чувствовавший себя виноватым.

— На мой взгляд, — лукаво сказал Исаак, — здесь сколько угодно таких деревьев. И для этого совсем не надо прятаться.

— Но это, — начал выкручиваться Джеремия, — это… оно…

— Оставь в покое это дурацкое дерево, — недовольно сказал Саймон. — Пошли. Мы получим первоклассную взбучку, если соберем меньше, чем Моргенс.

Это была нелегкая работа. И когда спустя полтора часа они остановились, чтобы перевести дух и попить воды, все трое были в красной пыли от макушек до пяток. Каждый нес свою добычу в узелке, сделанном из платка. Больше всех собрал Саймон, Джеремия и Исаак чуть меньше. Они нашли большую ель и уселись вокруг, прислонив к ней свои усталые спины. Их пыльные ноги торчали во все стороны, как спицы в колесе.

— Ну почему так жарко? — простонал Джеремия. — И почему мой платок забит дурацкими грибами, а я должен вытирать пот голыми руками.

— Жарко, потому что жарко, — проворчал Саймон. — Потому что нет дождя.

Они замолчали. Было очень тихо. Даже насекомые и птицы куда-то исчезли, наверное, чтобы проспать в тишине эти жаркие послеполуденные часы.

— Нам еще повезло, что мы не в Меремунде, — проговорил наконец Джеремия. — Говорят, там от чумы померла чуть ли не целая тысяча.

— Тысяча, — протянул Исаак. От жары даже его тонкое и бледное лицо немного покраснело. — Тысячи! По крайней мере, так говорят в резиденции. Мой хозяин вообще расхаживает по Хейхолту, прижав к лицу платок, смоченный святой водой.

— А твой хозяин действительно знает, что происходит в Меремунде? — заинтересовался Саймон. Все-таки и от Исаака была некоторая польза. — Он что, говорил об этом с тобой?

— Все время, — самодовольно ответил юный паж. — Брат его жены — тамошний мэр. Они были самыми первыми, которые бежали от чумы. От них он все и узнал.

— Элиас сделал Гутвульфа Утаньятского Рукой Короля, — сказал Саймон.

Джеремия застонал, сполз со ствола и вытянулся во всю длину на мягкой хвое.

— Так и есть, — подтвердил Исаак. — И Гутвульф задержал там чуму. Она не вышла из Меремунда.

— А что ее вызвало, эту эпидемию? — спросил Саймон. — Кто-нибудь там, в резиденции, знает об этом? — Это было немножко унизительно, задавать вопросы мальчишке, который настолько младше его. Но Исаак действительно слышал разговоры там, наверху.

— Точно не знает никто. Некоторые говорят, что это завистливые купцы из Абенгейта отравили колодцы. Но и в самом Абенгейте умерло много народа, — сказал Исаак с нескрываемым удовлетворением. В конце концов, эрнистирийцы были язычниками, каким бы прекрасным союзником ни был дом Ллута под опекой Верховного короля. — Другие считают, что от засухи рассохлась земля, и из трещин вырвались на волю смертоносные газы. Но как бы там ни было, мой хозяин говорит, что эта чума не щадит никого, ни богача, ни крестьянина, ни священника. Сначала у тебя начинается жар и лихорадка… — Растянувшийся на земле Джеремия опять застонал и вытер свой лоб. — Потом ты покрываешься пузырьками, как будто лег на горячие угли. Потом пузыри начинают мокнуть. А потом ты умираешь. В страшных мучениях, — увлеченно закончил Исаак. Мальчики долго молчали.

— А мой хозяин Якоб, — сказал наконец Джеремия, — боится, что чума все-таки придет в Хейхолт из-за этих грязных крестьян, которые поселились у самых стен. Рубен Медведь, кузнец, сказал моему хозяину, что он слышал от лекаря-монаха, что Гутвульф принял очень жесткие меры в Меремунде.

— Жесткие меры, — повторил Саймон. — А что это означает?

— Монах рассказал Рубену, что когда Гутвульф прибыл в Меремунд как наместник короля, он взял эркингардов и пошел с ними к домам заболевших. Они взяли доски, гвозди, молотки и забили все дома намертво!

— Вместе с людьми? — ужаснулся Саймон.

— Конечно! Чтобы чума не распространялась. Чтобы больные не сбежали и не разнесли ее здоровым.

— Но ведь говорят, что чума появилась от ядовитого воздуха из земли…

— Ну и что! А потом она стала распространяться. Поэтому и умерло так много священников, монахов и лекарей. Монах рассказывал, что в течение многих недель улицы Меремунда были… были… как это он сказал? Как залы ада. Запертые люди выли словно собаки. А когда все замолчали, Гутвульф и эркингарды сожгли их всех. Не открывая.