Трон из костей дракона - [3]

— Негодный мальчишка, разве я не велела тебе приниматься за работу? Так приступай!

— К чему? Делать что?! — заорал Саймон и огорчился, услыхав донесшийся из коридора серебристый смех Эфсебы. От расстройства он ущипнул себя за руку.

Больно.

— Бери метлу и пойди подмети покои доктора. Этот человек живет как подвальная крыса, а кто знает, куда король захочет пойти теперь, когда он встал? — Было ясно, что Рейчел считала всеобщее мужское сумасбродство не зависящим от возрастов и званий.

— Покои доктора Моргенса? — спросил Саймон. Впервые с тех пор, как он был обнаружен в саду, его настроение поднялось. — Бегу. — Он схватил метлу и исчез.

Рейчел фыркнула и повернулась, чтобы проверить безупречность чистоты вестибюля. На минуту она задумалась, представив, что может происходить за тяжелой дверью тронного зала, затем беспощадно отогнала постороннюю мысль, словно надоедливого комара. Повелевая своими легионами при помощи карающих рук и стальных глаз, она вывела их из вестибюля для нового решающего сражения со своим сверхврагом — беспорядком.

В этом зале за дверью ряд за рядом висели пыльные знамена — потускневший бестиарий фантастических животных: солнечно-золотой жеребец клана Мердона, сияющий гребешок зимородка Наббана, сова и бык, выдра, единорог и василиск.

Сквозняки не шевелили потертые полотнища, и даже паутина свисала здесь безжизненными клочьями.

Но кое-какие перемены все же пришли в тронный зал. Что-то живое появилось в нем. Кто-то напевал грустную мелодию дребезжащим голоском очень маленького мальчика или очень старого мужчины.

В дальнем конце зала, между статуями верховных королей Хейхолта, висел тяжелый гобелен, на котором был выткан королевский гербовый щит — огнедышащий дракон и древо. По бокам шесть благородных стражей, шесть мрачных малахитовых статуй, охраняли трон, казавшийся целиком вырезанным из желтеющей слоновой кости. Ручки трона были шишковатыми и суставчатыми, а спинка увенчана огромным зубастым змеиным черепом, в глазницах которого таилась глубокая тень.

На троне сидел человек; второй примостился у его ног. Тот, что сидел у подножия трона, одетый в потрепанный шутовской наряд, — пел. Голос его был слишком слаб, чтобы вызвать даже самое легкое эхо. К нему склонялась тень человека, который сидел на краю трона, словно старый ворон — усталый, дряхлый ворон, прикованный к скучной кости.

Король, три года не поднимавшийся с постели, вернулся в свой пыльный чертог. Он слушал песню шута, и его длинные руки в старческих пятнах сжимали подлокотники трона.

Это был высокий человек — когда-то очень высокий, но теперь сгорбленный, как монах на молитве. Небесно-голубая одежда висела на нем как на вешалке, а длинная белоснежная борода походила на бороды узирианских пророков. На его коленях лежал сверкающий меч, корона, усыпанная изумрудами и опалами, сползла на брови.

Пугало у ног короля затихло, собираясь с силами, и снова запело:

Сосчитаешь ли дождинки,

Когда солнце светит ярко?

Проплывешь ли по теченью,

Когда в русле нет воды?

Сможешь ли достать до неба,

Там за облако схватиться

И спуститься с ним на землю?

Ты не сможешь, да и я…

Но, когда иду я мимо —

Подожди, — кричит мне ветер.

Ах, когда иду я мимо, —

Подожди! — кричит зачем-то.

Когда он умолк, высокий старик в голубой одежде протянул руку и шут взял ее. Ни слова не было сказано.

Джон Престер, владыка Эркинланда и Верховный король всего Светлого Арда, Гроза ситхи и Защитник истинной веры, Владетель меча Сверкающий Гвоздь, Проклятие дракона Шуракаи, Престер Джон вновь сидел на троне из драконьих костей. Он был очень, очень стар, и он плакал.

— Ах, Таузер, — вздохнул он наконец. Голос его был глубок, но чуточку дребезжал. — Господь немилосерд, раз покидает меня в таком положении.

— Возможно, мой лорд, — старичок в клетчатом камзоле улыбнулся морщинистыми губами. — Но, полагаю, немногие, занимающие это положение, стали бы сетовать на жестокость.

— Но это как раз то, что я подразумевал, старый друг! — Король сердито тряхнул головой. — В этом возрасте призраков и теней все равны. Любой туповатый подмастерье счастливее меня.

— Ах, мой лорд, мой лорд, — седая голова Таузера качалась из стороны в сторону, но бубенчики на его колпаке давно уже онемели. — Вы жалуетесь сезонно, а не резонно. Время настигает всех рано или поздно, и малых и великих. У вас была неплохая жизнь.

Престер Джон поднял перед собой Сверкающий Гвоздь, держа его как святое древо. Он прикрыл глаза тыльной стороной узкой ладони.

— Ты знаешь историю этого клинка? — спросил он. Таузер бросил на него острый взгляд; он слышал ее тысячи раз.

— Поведай мне, о король, — сказал он тихо. Престер Джон улыбнулся, но взгляд его был прикован к обтянутой кожей рукоятке меча.

— Меч, маленький друг, это продолжение правой руки мужчины… и кровь его сердца. — Король поднял клинок выше, так, чтобы он поймал проблеск света из одного из высоких окон. — Точно так же человек — добрая правая рука Господа, исполнитель воли Сердца Господа. Ты понимаешь?

Внезапно он наклонился, сверкнув ясными глазами из-под косматых бровей.

— Ты знаешь, что это такое? — Трясущийся палец коснулся смятого куска ржавого металла, примотанного к рукояти клинка золотой проволокой.