Трон Исиды - [19]

— Ты немедленно отпустишь этого осла, — властно говорил он, — или я скажу моей матери, и она превратит тебя в змею.

— Только попробуй, — отвечал хозяин осла под одобрительный гомон публики, — и я тут же укушу тебя. Убирайся-ка с дороги петушок, не путайся под ногами.

— Нет, — упорствовал Тимолеон. — Ноша твоего осла слишком тяжела, у него болит спина.

— Кто тебе сказал? — человек усмехнулся. — Осел? — Остальные тоже засмеялись. Одобряя поступок Тимолеона, они, тем не менее, заключали пари на то, скоро ли хозяину осла надоест такой спектакль и дерзкому ребенку придется, наконец, попробовать палки. До этого, судя по всему, было недалеко. — Осел говорит то, осел говорит это, а я говорю, что мне надо везти кувшины с маслом на рынок. Проваливай!

— Ты вполне можешь нести их сам, — не унимался Тимолеон. — Или потащишь их по земле, когда станешь змеей. Ты любишь мышей? Не хочешь ли съесть одну?

— Нет, но я с удовольствием спущу с тебя шкуру, — прорычал мужчина, замахиваясь палкой.

Диона подставила руку прежде, чем он нанес удар. Боль была невероятно резкой. Никто не заметил, как в центр круга попала женщина, вставшая между этим человеком и своим сыном.

Должно быть, в выражении ее лица было что-то ужасное. Хозяин осла отпрянул, толпа тихо разошлась. Тимолеон казался то ли разозленным, то ли напутанным. Диона гневно взглянула на него.

— О чем я тебе говорила? — произнесла она очень тихо.

— Я… — он пытался защититься. — Я не мог…

— На корабль! — добавила она. — Сейчас же.

— Но ведь еще нет полудня. За нами никто не приплыл.

— Приплывут. — Взгляд Дионы упал на стражника, наконец подошедшего к ним. В этот момент она не возражала бы, чтобы он совсем исчез с лица земли.

Тимолеон схватил осла за шею.

— Я забираю его с собой, — объявил он.

— Нельзя брать его на корабль, — вымолвила Диона. — Пойдем.

— Нет, — упрямо сказал Тимолеон.

— Ты пойдешь, — произнесла Диона, четко выговаривая каждое слово, — поползешь на четвереньках или полетишь, но отправишься со мной. Понял?

— Ты не сделаешь этого, — испуганно пробормотал он.

Диона подняла руку. Вокруг уже снова собирались люди, некоторые орали во всю глотку. Вот идиоты.

— Ну? Ты же трубил о моей магической силе на весь Тарс — так кем ты хочешь быть? Змеей? Гусем? Собакой?

Подбородок Тимолеона затрясся. — Ты не заколдуешь меня, ты не сможешь этого сделать!

— Неужели? — съязвила Диона. Ее волшебная сила находилась внутри нее, там, где всегда была богиня. Диона с легкостью могла превратить сына во что угодно.

Она ясно дала ему это понять. Тимолеон был еще мал, но далеко не глуп. Мальчик заморгал, явно собираясь заплакать, однако, поняв, что сейчас мать слезами не проймешь, Тихо произнес?

— Но, мама, если мы оставим ослика здесь, его снова будут бить, и еще сильнее, чем прежде.

Этого отрицать Диона не могла. Хозяин осла, судя по его злобной физиономии, бил не только животных, но и своих детей. Пока что он стоял, потеряв от испуга дар речи, но это, похоже, продолжится недолго. Она повернулась к Гебе: — Мой кошелек.

Та извлекла его из корзины, осуждающе покачав головой.

— Вот! Это за вашего несчастного ишака и за всю его ношу.

Она ушла прежде, чем погонщик смог заговорить и начать торговаться. И что ей теперь делать с грязным, засиженным мухами, тощим ослом?

— Может быть, мне его взять? — предложил Луций Севилий. — Для него наверняка найдется работа во владениях триумвира.

— Замечательно, — обрадовался Тимолеон. — Хорошенько корми его и не заставляй таскать тяжести.

— Все так и будет, не беспокойся, — обещал Луций Севилий — он единственный, кто не был напуган странным поведением ребенка. Остановившись посреди улицы, он стал снимать с осла поклажу. — Я попозже пришлю за этим.

Ты действительно думаешь, что до прихода ваших людей бутыли не растащат? — спросила Диона. — Впрочем, оставь. Это всего лишь прогоркшее оливковое масло, да еще в плохой посуде.

Однако нищие уже подбирались поближе, готовые схватить столь щедрый дар судьбы. Луций Севилий, пожав плечами, освободил скотину от ноши и даже седла, имевшего весьма потрепанный вид — похоже, его использовали поколений пять. Вся спина животного была в болячках и шрамах. Увидев это, Тимолеон расплакался.

— О, мама! Вылечи его, мама, пожалуйста.

— Но не посреди же улицы, — возразила она.

— В конюшне триумвира, — добавил Луций Севилий, — знают, как лечить такие раны.

— Мама, вылечи ослика сейчас, — Тимолеон говорил тоном, не терпящим возражений.

Диона потрепала сына по плечу, пытаясь отвлечь его внимание от несчастного осла.

— Луций Севилий и люди триумвира позаботятся о нем.

— Я хочу посмотреть, как они будут его лечить, — заныл Тимолеон.

У Дионы разболелась голова. Она с удовольствием задала бы сыну хорошую взбучку, но тут было слишком много посторонних: этот странный римлянин, который, похоже, ничему не удивлялся; стражник Диомед, шкодливо озирающийся по сторонам, ожидая порки, которую он заслужил; Цезарион, молча уцепившийся за руку Гебы. Тимолеон же, судя по всему, считал, что мама готова совершить чудо по первой его просьбе.

Почувствовав невыносимую усталость, она со вздохом уступила прихоти сына.