Трололо - [69]

Участвовавшие в движении аноны не преминули воспользоваться такой возможностью и в интервью, твитах и на «Ютьюбе» подчеркивали связь между Анонимусом и протестами «Оккупируй Уолл-стрит», в некоторых случаях приписывая себе больше заслуг, чем, возможно, следовало{332}. Вездесущие маски Гая Фокса, когда-то символ неудачи (сначала маску носил Эпик Фейл Гай), а затем символ лулзов, пережили еще одну трансформацию – теперь это был призыв к борьбе за социальную справедливость. Каждый мог надеть такую маску и бросить вызов существующим системам, основанным на неравенстве – момент, который особо подчеркивался в видео, размещенном в октябре 2011 г. на главной странице новостного сайта BuzzFeed. В сопровождавшей видео аннотации говорилось: «Возможно, вас это удивит, но за маской – обычные люди. Молодые и старые, мужчины и женщины, такие же, как вы. Это видео подтверждает, что никакой «официального» филиала Анонимуса тут нет – любой и каждый может объединиться вокруг общей идентичности»{333}. Короче говоря, Анонимус стали преподносить как глобальную демократизирующую силу. Эту тему стали раскручивать и сами аноны, многие из которых только что занялись политическим активизмом.

В рядах анонимуса с маленькой буквы росло недовольство политическим капиталом, заработанным Анонимусом с заглавной. Журналист Саки Кнафо, который вел хронику протестов на Уолл-стрит, взял интервью у группы, как они сами себя назвали, лулзофагов, собравшихся у входа в нью-йоркское отделение Церкви сайентологии. Вместо того чтобы выразить поддержку «оккупайцам» из Анонимуса, они обругали протестующих, назвав их «назойливыми, одураченными хиппи» и «не имеющими права на мантию Анонимуса»{334}. Такое отношение было распространенным на /b/ и вело к серьезной переоценке ценностей. Многие аноны даже обсуждали выбор нового символа, поскольку маска Гая Фокса была присвоена «новыми анонами». Как объяснял один анон:

Анонимус не должен был быть ничьим представителем. Мы занимались всякой фигней ради лулзов исключительно ради лулзов. Не потому, что нас волнует, что происходит в мире. Мы находили дерьмо и делали его смешным. Анон-олдфаг пошел бы на оккупай, чтобы по полной затроллить протестующих, а не чтобы к ним присоединиться. Мы ни за кого не подписывались и поэтому нас боялись, никто не знал, когда мы будем действовать и что сделаем. Даже мы сами не знали. Посмотрите на себя – мы обсуждаем наш символ и как другим нас узнавать? Да на хрена нам это? Мы должны быть неизвестными. У нас нет никаких идеалов, мы ни за что не боремся, нас ничего не волнует{335}.

К концу 2011 г. связь между анонимусом и Анонимусом стала совсем слабой. Это были уже не две фракции одной группы, а две разные группы с одинаковым названием. При этом число анонов-хактивистов росло, а ряды анонов-лулзофагов редели, что внушало мысль о том, что в культурном ландшафте есть место только для одного Анонимуса в данный момент. В отличие от анонов-лулзофагов, которые продемонстрировали высокую сопротивляемость идеологическому поглощению (процесс, посредством которого трансгрессивные субкультурные элементы включаются в мейнстримную культуру, как правило в результате превращения в товар), аноны-хактивисты были весьма подвержены такому поглощению, почему и были милы всем, от польских политиков{336} до канадских модельеров{337}.

Даже Гленн Бек не прошел мимо. Проводя кампанию по сбору средств для благотворительного христианского фонда Mercury One, Бек запустил в Сеть вирусный ролик «Анонимус за добро», в котором к канонической эмблеме Анонимуса, человеку в черном костюме с вопросительным знаком на месте головы, символизирующем отсутствие у движения лидера и анонимность, приделал сусальное сердечко{338}. В 2007 г. такой поступок вызвал бы немедленное и безжалостное возмездие – достаточно вспомнить, как аноны обошлись с коллегой Бека Биллом О’Рейли. Но в 2012 г. клип сошел Гленну Беку с рук. Кто-то, назвавший себя аноном, разместил ответное видео на «Ютьюбе», но у этого видео просмотров оказалось в два раза меньше, чем у видео Бека. Аноны на /b/ повозмущались, но бóльшая часть их разговоров сводилась к тому, что новые аноны разочаровывают. В остальном же – мало было сказано и еще меньше сделано. Машина ненависти Интернета, говорите вы?

Упадок субкультуры, рост численности

Внезапная популярность мемов в массовой культуре в сочетании с все более позитивным освещением хактивистов в СМИ значительно пополнили ряды троллей. Новые члены несли с собой новые культурные ценности, новые культурные ценности означали новые модели поведения, а новые модели поведения привели к фундаментальному сдвигу в субкультуре.

При этом субкультура троллей во многих отношениях стала гораздо более заметной, чем в 2008 г., что подтверждается и статистикой. Несмотря на заметный дефицит лулзов у Анонимуса с заглавной буквы, трафик на «Форчан» за период с 2010 по 2012 г. вырос в два раза, превысив 22 млн хитов в месяц{339}, а к своему десятилетнему юбилею в октябре 2013 г. «Форчан» мог похвастаться 22,5 млн посетителей в месяц{340}.

Не было недостатка и в масштабных, координированных акциях. Например, в 2012 г. после урагана Сэнди группа GNAA (упоминавшаяся в главе 7) запустила проект «Шайка мародеров Сэнди» (Sandy Loot Crew) – фиктивную группу пользователей «Твиттера», хваставшихся тем, что грабили пустые дома. Члены шайки – у всех в профилях стояли фотографии афроамериканцев – публиковали в «Твиттере» фотографии краденого с хештегом #SandyLootCrew, вызвав в ряде СМИ, включая радиошоу Алекса Джонса Infowars, откровенно расистские публикации, осуждавшие бесстыжих мародеров