Трололо - [6]

Это не единственная область, где троллинг и мейнстрим пересекаются. Тролли не только, как попугаи, повторяют клише цифровых и эфирных СМИ, но и гротескно копируют образы доминирующей культуры. Акт троллинга воспроизводит гендерно различающиеся понятия доминирования и успеха – наиболее явно выраженные в господствующей в западной философии риторической парадигме состязательного метода{13} – и демонстрирует бездонное чувство уверенности в своих правах, которое подстегивается идеями экспансионизма и колониализма. Кроме того, троллинг воплощает именно те ценности, которые, как принято считать, сделали Америку величайшей и самой могущественной страной в мире, с особым упором на право на «жизнь, свободу и стремление к счастью» и, разумеется, на свободу слова.

Опять-таки я не говорю, что тролли осознанно выдвигают такой аргумент, и не говорю, что они согласились бы с моими выводами. В своих рассуждениях я опираюсь не на «истинные» мотивы троллей или, что было бы еще проблематичнее, на их одобрение моих рассуждений, – я опираюсь на информацию, которую можно извлечь из их поведения. И эта информация позволяет поместить троллей в неожиданную компанию мифологических героев.

Тролли как трикстеры

В книге «Трикстер творит этот мир. Как разрушительное воображение создает культуру»{14} Льюис Хайд рассматривает архетип трикстера, уделяя особое внимание историям Гермеса, Койота и Кришны. Нарушитель границ, трикстер является одновременно и культурным героем, и культурным злодеем. Он – а трикстер почти всегда мужчина – лжет, чтобы сохранить истину. Он аморален, импульсивен и бесстыж; он раб своих желаний и неистово потакает своим прихотям. Его влечет грязь как в переносном, так и в буквальном смыслах. Он ничего и никого не боится. Он креативен, лукав и проказлив. Трикстер также обладает уникальной способностью «видеть в сердце вещей», что делает его в какой-то мере пророком. Но не пророком в традиционном смысле, поскольку трикстер тратит очень мало времени на рефлексию и почти никогда не высказывает своего мнения. И, тем не менее, трикстер разоблачает{15}.

В качестве доказательства латентной (если не невольной) проницательности трикстера Хайд приводит пример с индийском богом Кришной. Проказливый юный бог легко вспыхивает страстью к деревенским девушкам. Однажды ночью он идет в лес и начинает играть на волшебной флейте. Все женщины в округе, числом 16 000, заслышав флейту Кришны, как зачарованные идут в лес и начинают танцевать. Тут Кришна превращается в 16 000 Кришн и занимается любовью одновременно со всеми женщинами. Воспользовавшись зачарованным состоянием своей легкой добычи (сексуальная агрессия, по всей видимости, является обычным делом для культурного героя), с восходом солнца Кришна исчезает{16}.

Согласно Хайду, этот эпизод передает «элемент отрицания», присущий поведению трикстера. Он отрицает правила приличия, но не пытается заменить их какими-либо другими правилами. Как утверждает Хайд, «[трикстер] не рупор, декларирующий пророчество в традиционном смысле слова, но ангел разрушения, который упраздняет то, что люди с таким тщанием построили, а потом упраздняется сам»{17}.

Таким образом, поведение трикстера по определению многозначно – он не говорит аудитории, как толковать его поступки. Он действует, он уходит, и все – хоп, пусто! Внезапно аудитории приходится самой разбираться, что сейчас произошло, и люди остаются «бесконечно толковать свое понимание того, “что это вот сейчас такое было”»{18}.

Как отметила Габриэлла Коулмэн, между поведением троллей и мифических трикстеров есть весьма заметное сходство{19}. Разумеется, это не значит, что тролли – трикстеры. Нет, по крайней мере не в мифологическом, культурно-геройском смысле. Первое и самое очевидное: трикстер – это персонаж, созданный людьми для объяснения и упорядочивания Вселенной, тогда как тролли слишком уж реальные, может быть скрытые за маской, но, тем не менее, люди. Кроме того, каким бы грубым или аморальным ни казался трикстер, такой жанр, как трикстерские или плутовские истории, предполагает моральный порядок, делая трикстера пешкой в очень специфичном культурном этосе. Тролли же активно аморальны, являются или по крайней мере претендуют на то, что являются, пешками в собственной игре и играют исключительно ради собственного удовольствия.

Но, если не обращать внимания на эти практические различия, тролли используют те же средства, что трикстер, и приходят к аналогичным результатам. В частности, тролли – это культурофаги, падальщики, они рыщут по информационным окрестностям в поисках отходов контента, которые можно использовать, жадно поглощают самые пахучие кусочки и извергают переваренное на ничего не подозревающую публику – после чего исчезают с ухмылкой Чеширского Кота, тянущейся за ними как клуб дыма. Вольно или невольно, осознанно или нет, но тролли своими гротескными действиями рассказывают очень многое об окружающем культурном ландшафте. То, что они обнажают, не всегда приятно. Строго говоря, это весьма печально. То, что открывают тролли, огорчает нас, и порой причиной тому поведение троллей, порой – то, что они обнажают, а иногда то и другое одновременно.