Тролльхеттен - [5]

— Витек, ты че?! — изумился он, увидев как названный, скрючившись в три погибели, напряженно тащит из местного мусорного Эвереста что-то похожее на массивную дверцу от шкафа. Дверца не давалась, и Витек понапрасну оскальзывался на размокшей земле свалки. Пар вырывался у него изо рта, мешаясь с непотребными словами. Васек в замешательстве остановился, не зная, что и думать по такому поводу. Некоторое время на его лице отражалась тяжкая мыслительная деятельность, а потом он все же сконцентрировался и выдал на гора идею:

— Витек! Ты, это… дай помогу!

Смысл ответа Витька свелся к тому, что таких тупоумных олухов, как его напарник, надобно гнать из свободного уличного племени поганой метлой, потому как пользы от них — как с козла молока. Но в этой тираде промелькнули согласные нотки, и потому Васек поспешил присоединиться к напарнику.

К его удивлению вытаскиваемый предмет оказался вовсе не дверцей от шкафа, а массивным и совершенно целым зеркалом в покрытой какой-то окалиной металлической, затейливой раме. Поднатужившись, бродяги дернули зеркало за раму и освободили его из плена отбросов. Витек молча отстранил напарника и с натугой поставил зеркало вертикально. Стекло было матовым, а потом первые капельки ночного дождя растеклись по нему грязными пятнами, и Васек понял, что оно просто покрыто застарелой пылью.

На свету находка преобразилась, и даже загадочно заблестела. Вещь явно была очень старая, может быть, антикварная. Может быть, стоила много денег. Мысль эта мелькнула в затуманенных мозгах Васька, и он уже открыл рот, дабы поведать сию мысль напарнику, как вдруг обнаружил, что тот стоит, обеими руками удерживая раму, и не двигается.

Свет фонаря хитро поблескивал на пыльной поверхности. Витек не двигался, и его напарник, поколебавшись, заглянул ему в лицо. Отраженный свет из зеркала освещал застывшую непроницаемую маску, возникшую вдруг на лице бездомного. Глазки у него были бессмысленны и мутны, как впрочем и всегда, когда он перебирал лишнего.

Или не всегда? Васек толкнул друга в плечо и вопросил:

— Да ты чего, Витяй? Чего смотришь?

Нет ответа. И тут Василий с неприятной дрожью осознал, что от его толчка Витек даже не покачнулся. Так и стоит, как изваяние, с этим дурацким зеркалом в руках. А в старом стекле отражается его силуэт.

Движимый странным порывом, Васек приблизился к зеркалу и протер стекло обшлагом своего потрепанного ватника, чтобы получше разглядеть отражение. В следующее мгновение он с глухим выкриком отшатнулся, рот его приоткрылся, а в глазах медленно разгоралась искорка страха.

В зеркале был не Витек. Вернее отражение сохраняло его черты, вот только этот двойник за стеклом был, без сомнения, разумен и полон несусветной злобы. Словно в это отражение разом вселились все худшие черты и всяческие пороки, что были у оригинала, не затронув при этом ни одной светлой его черты. И эта жестокая темная личина за серым стеклом ухмылялась. Выражение же лица оригинала было бесстрастно, а глаза казались незрячими кусочками голубого мрамора.

Между тем, с отстраненной безмятежностью Витек начал медленно наклоняться к зеркалу, как будто хотел упереться лицом в стекло или поцеловать его. А двойник из темной глубины тоже стал приближаться, не оставляя этой своей леденящей усмешки. Его лицо было похоже на лицо утопленника, ясным летним днем возникающего из мутной речной воды.

Васек захотел закричать. Его утлый и ограниченный мирок, в котором он провел последние пять лет, стремительно утрачивал границы и раздувался, как извлеченная на поверхность глубоководная рыба. Раздувался, чтобы взорваться в последней ослепительной вспышке.

А под сенью горы дурнопахнущего мусора разворачивалось все более кошмарное действо. Двойник достиг границы стекла раньше Витька и стал противоестественным образом выпячиваться наружу, на глазах обретая рельеф. Витек наклонил голову еще, и его лоб соприкоснулся со лбом выходца из зазеркалья.

И стал с ним сливаться. На глазах у Васька, его давний сотоварищ превращался в единое целое с непонятной, но, без сомнения, злобной тварью из зеркала. Лицо Витька исчезло, поглощенное чужой личиной, он сделал еще шаг, распахнув широко руки, и обнял зеркало. Его руки тут же начали погружаться в железную ранее раму, словно она была сделана из размякшего пластилина. На месте головы трепыхалась и судорожно вздрагивала какая-то неясная биомасса телесного цвета. Зеркало дрожало, меняло свои очертания, и на глазах превращалось с Витьком во что-то одно. Действо сопровождалось слабыми хлопками, совсем не страшными. Когда в шевелящейся массе вдруг проглянуло оскаленное лицо двойника, возникшее там, где у Витька когда-то была спина, мир наконец взорвался. Василий заорал, повернулся и побежал прочь, нелепо размахивая руками. Ноги у него заплетались, рот раскрылся в долгом заливистом вопле, заполненные до краев паническим ужасом глаза обратились к моросящим небесам.

Шатаясь, он достиг ворот свалки, выскочил на темную улицу, не прекращая орать, запнулся и тяжело повалился на гладкий капот «Сааба», заставив машину качнуться. Потом вскочил, и, размазывая грязь по обезумевшему лицу, побежал вниз, в сторону реки, унося за собой свой долгий крик.