Троллейбус без номеров - [97]

– Платформа «Авангард», – прошелестел женский бесплотный голос, и электричка резко встала.

Саша проснулась и, ничего не понимая, вышла из вагона, ориентируясь больше на Эрика… и была оглушена налетевшим на нее серым вихрем.

– Пришла-таки беглянка, подумать только! Надо же, она и в самом деле такая рыжая, я все удивлялся, понимаешь, у девчонки будто пожар на голове. И сморило. Конечно, а как иначе, – два с половиной часа ехать, да еще и в духоте такой. Музыкант, ты бы Революционерке хоть попить с собой взял, а то совсем ухайдокал ребенка! Ну, ничего. Сейчас мы дойдем до моего дома, Вера Павловна вас обязательно накормит – и не смейте даже отказываться! – а потом и поговорим по душам, понимаешь. Идет?

Оглушенная этим фонтаном энергии, Саша лишь испуганно моргала и переводила взгляд то на Эрика, то на Альберта Андреевича. Выглядел Альберт Андреевич точно так же, как и во сне: те же очки-половинки на хитром щекастом лице, та же седая борода, из-за которой он был похож на странствующего барда, тот же затрапезного вида вязаный свитер. Взгляд его ярко-синих глаз попеременно бегал то в одну, то в другую сторону, а руки жили своей жизнью: то поправят очки, то полезут в карман заляпанных грязью джинсов, то и вовсе начнут жестикулировать будто отдельно от своего хозяина.

– Мы с Верой Павловной давно сюда перебрались, на дачу. Все равно студентам с курсовой можно и по Скайпу помогать, а она давным-давно из конструкторского бюро на пенсию ушла. Вот так и живем, печку, вон, топим, хорошо… Зимой, правда, приходится перебираться на московскую квартиру, но три месяца потерпеть можно, – дети-то уже взрослые и отдельно живут.

Саша устало плелась за Эриком и Альбертом Андреичем, мечтая упасть прямо тут и уснуть. Заметив ее состояние, Эрик подхватил ее на руки, как ребенка.

– Я могу и сама пойти…

– Да ладно тебе, – Эрик улыбнулся. – Вырастешь – сама захочешь, чтобы тебя мужчины на руках носили. Тем более ты легкая совсем, отчего бы такую девчонку не понести?

Как только Саша увидела дом Альберта Андреевича, сон моментально слетел с нее, как будто она выпила банку энергетика, на которые мать ей запрещала даже смотреть. Он жил в небольшом, но жутко уютном кирпичном доме, сделанном вручную и покрашенном в синий цвет. На уютной веранде над дверью красовалась деревянная покрашенная детской рукой божья коровка, яблони у дома стояли в цвету, – их аромат кружил голову, а качели, тоже самодельные, скрипели на легком ветерке. В доме загорелся свет и послышались шаркающие шаги.

– Ба, кто это тут у нас, – Поварешка оказалась такой же настоящей, как и сам Альберт Андреевич. – Неужто Революционерка приехала?!

Сухая, низенькая, пожилая, она опиралась на клюку и, пошаркивая, подошла к Саше и обняла ее. От нее приятно пахло лавандой, а огромные очки в роговой оправе делали глаза Поварешки куда больше, чем они были на самом деле.

– Ты не представляешь, как американец-то девчонку ухайдокал. Я прихожу, а она, понимаешь, на ходу спит.

– Пусть поспит, – весело ответила Поварешка. – На часах девять утра, я сама, почитай, только встала. Пусть отдохнет с дороги, а потом поест.

– Не надо меня просыпать! – запротестовала Сашка. – То есть укладывать. А вот от еды я бы не отказалась.

Она покраснела, но желудок поддержал ее жалобным аккомпанементом: с утра она съела разве что шаверму. Когда-то Сашка наедалась такой на целый день, но в последнее время ей хотелось есть все чаще и чаще. Быть может, она, наконец, растет, и скоро вытянется хотя бы до метра шестидесяти, чтобы на физкультуре не стоять в самом конце?

– Ты не переживай, Революционерка, еды на всех хватит, и на тебя, и на Альберта Андреевича, и на американца твоего, – Поварешка всплеснула руками. – А исхудала-то как, Господи ж ты божечки! Кожа да кости! Когда я тебя в последний раз видела, то была всем девкам девка: румяная, с пузиком, а сейчас что? Не ровен час, собаки во дворе подумают, что им кости обглодать принесли!

– Вера, прекрати, – сурово нахмурил брови Альберт Андреевич. – Не смущай Революционерку. Что за манеры? Девчонка, понимаешь, два с половиной часа в душной электричке тряслась, а ты ей еще и хамишь!

– Ничего я ей не хамлю, я правду говорю, – покачала головой Поварешка. – Ну, молодежь, что толку на пороге-то стоять? Проходим, ботинки снимаем, руки моем обязательно – мало ли, кто сейчас в этих самых электричках шляется?! – и за стол. Я борща сварила – самое то после долгой дороги.

Не понимая, что происходит, Саша крутила головой в разные стороны, будто кукла. Оглянувшись на Эрика, она тоже аккуратно сняла кеды и, стесняясь разных носков, зашла внутрь дома.

Внутри пахло травами, едой и немного сыростью, но Саше этот запах нравился: больно ассоциировался с домом. На каменных стенах висели чудом поклеенные старые выцветшие обои, кое-где обои отклеились, и было видно газету «Известия» за девяносто девятый год. Покрашенная в ядовито-коричневый лестница вела наверх, на второй этаж, где играло радио: передавали «Землю в иллюминаторе».

– Не снится нам ни рокот космодрома, – пропел Альберт Андреевич в седые усы. – Ни эта ледяная синева… Революционерка, Музыкант, чего застыли? А ну, давайте за стол! Борщ сам себя не съест, понимаешь!