Троллейбус без номеров - [30]

– Да не зацикливаюсь я, Эрик, – Саша сжала кулаки. Острое ощущение какой-то вселенской несправедливости жгло грудь изнутри. – Просто… Просто я думала, что, наконец-то, нашла себе друзей. Что хоть кто-то не будет издеваться надо мной и макать меня в грязь. Что хоть кто-то меня поймет, не какую-то там Революционерку, которую они сами и выдумали, а меня. Меня, Сашу Мамонтову, настоящую, живую, со всеми проблемами.

– Ты не хочешь им рассказывать то, что чувствуешь?

– Они занимаются взрослыми вещами. Вместе охотятся, вместе спасают людей, вместе борются с Государством – и меня хотят втянуть в свою борьбу. А мне это, как ты понимаешь, не особо надо.

– Табань! – закричал Альберт Андреевич. – В ловушке человек!

Озираясь по сторонам и дрожа от холода – странно, ведь солнце светило так сильно, что температура на градуснике в кармане у Альберта Андреевича подскочила аж до самого верхнего деления – в центре парка стояла женщина, закутанная в старый, залатанный платок.

– Ох, милки, наконец-то хоть кто-то здесь живой, помогите, пожалуйста…

* * *

Саша вновь и вновь сидела на корме. Эрик носился вокруг Оксаны Семеновны – именно так звали эту пожилую женщину – и поил ее чаем из железного эмалированного термоса на пять литров. Ароматный чай с травами – кажется, ромашка, шалфей и дурман-трава, прямо как на поле – всегда успокаивал бедных запутавшихся странников по снам.

Саша не знала, что ей делать. Возможно, она сбилась с пути. Возможно, это просто было не ее. Но всякий раз, смотря на туристов, она вспоминала одну очень важную-преважную вещь.

Троллейбус. Синий-синий, а сиденья там такие мягкие и огромные, что можно уснуть и проснуться уже на конечной. Покрикивающий водитель и дребезжание железа на ухабах. Подсолнухи, высоченные, в пять, в шесть Сашек, и доброе – не жгучее – солнце.

Саша может сколько угодно сидеть здесь, пить чай из термоса, слушать удивительные истории Альберта Андреевича про жизнь, смерть, и талантливых, уставших бороться людей и чувствовать себя полностью своим человеком. Она прекрасно знала, что, стоит ей только захотеть, и ее примут, как свою. Не как малышку-Революционерку, что шутя отказалась от гражданства, разрушила Город Страхов и спасла Эрика, а как настоящего, живого человека. Саша знала, что наконец-то нашла себе компанию по душе – такую неправильную, нелепую. Узнай об этом Аня, она бы непременно наморщила нос и произнесла какую-то дурацкую шутку – хотя на Аню, если честно, ей сейчас было наплевать. Ее бы тут приняли любой. Как приняли Эрика.

Но чем дольше Саша проводит время с компанией туристов, тем дальше уезжает троллейбус. Тем меньше у нее шансов попасть в место, откуда она родом.

И от этой мысли хотелось плакать.

– Как дела, Саша? – Эрик закончил отпаивать Оксану Семеновну чаем и подсел к ней. Атеист вновь налегал на весла вместе с Рок-н-ролльщиком, а Альберт Андреевич, сомлевший от яркого солнышка и плотного обеда, похрапывал, прикрыв лицо газетой. Как и полагается во снах, на передовице газеты красовалась яркая и неявная бессмыслица.

– Оксана Семеновна теперь с нами? В смысле, тоже станет туристом?

– О, нет, – Эрик улыбнулся. – Она здесь не за этим – хотела повидать своего мужа, а ей запретили. Вот, говорит, и не нужны ей все эти сны, чай, беготня одна. Хочет, чтобы до метро ее подбросили и дали выйти на своей станции.

– А она не заблудится? Там же столько всего, доппельгангеры, например, – вспомнив язык, протянувшийся от уха да уха да капающие слюни, Сашка поежилась. – А вдруг не доедет?

– Альберт Андреевич говорит, не его проблема. Если уж отказалась, то пусть сама выкарабкивается.

Оксана Семеновна сидела, закутавшись в свой платок, и бормотала что-то, протирая очки. Чем-то она дико напомнила Саше ее бабушку – добрую, наивную, так и не разучившуюся верить в чудеса. Сколько Саша помнила, ее бабушке всегда хамили в общественном транспорте, отказывались уступать место в метро и обсчитывали в магазине, кидая сдачу чуть ли не в лицо, но бабушка ругаться всегда отказывалась.

– Есть еще в людях вера в лучшее, дорогая моя, – неловко и как-то глупо улыбалась Оксана Семёновна, поправляя круглые очки с толстенными стеклами, от которых ее глаза казались огромными-преогромными. Правда хороших людей нынче мало, но они встречаются, и наша с тобой прямая обязанность искать повсюду. А самое важное – это самой оставаться человеком. В любой момент, что бы с тобой не происходило.

Саша вспомнила свою милую, уставшую бабушку, и сердце надсадно закололо. Как бы она хотела сейчас оказаться рядом с ней – наверное, может, даже попасть к ней в сон.

– Альберт Андреевич, – она полетела к носу лодки и растолкала спящего туриста. Недовольно что-то пробормотав, он приподнялся. Газета слетела с его носа и спланировала прямо в воду, тут же загоревшись. – Альберт Андреевич, можно я провожу Оксану Семеновну? До ее станции?

– Хм, – нахмурился Альберт Андреевич. – Мы же хотели поехать к границам Государства: и доппельгангеров погонять надо, и проглотов выловить. Атеист, вон, целый мешок шишиг выудил, думаем их у границы выпустить: вот потеха будет!