Тролль - [31]

ЭККЕ

Я собираюсь с небрежным видом обронить несколько остроумных замечаний о книге Густава Эурена, а Ангел уже на лестнице.

Он захлопывает дверь и привлекает меня к себе с такой убийственной силой, с такой голодной страстью, что у меня кружится голова и подкашиваются ноги. Губы Ангела жадно приникают к моим, наши языки сплетаются, вступая в борьбу. Но неожиданно он прерывает поцелуй, словно что-то заставляет его отстраниться от меня. Он задыхается, в глазах полыхает такое пламя, что я получаю сокрушительный удар ниже пояса, и чувство победы, как жгучая лава, затопляет мое тело от солнечного сплетения до кончиков пальцев.

— Пойдем к тебе, — говорит Ангел, просовывает руку за дверь, вытаскивает с вешалки пиджак и встряхивает его, чтобы выяснить, там ли ключи. — На площади можно поймать такси.

Он плотно затворяет дверь, прислоняется к ней и, тяжело дыша, смотрит на меня исподлобья, как на добычу. Не понимаю, зачем надо ехать на такси ко мне, вместо того чтобы остаться у него, но есть минуты, когда не стоит задавать лишних вопросов.

ВЯЙНЁ ЛИННА. НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ. 1954

Хиетанен споткнулся о корень ольхи и упал. Там он и остался лежать, уже не в силах подняться. Ванхала сделал красивый разворот на воющей машине и крикнул:

— Открой парашют. Машина падает, хи-хи-хи.

— Падает, все кружится, — бормочет Хиетанен, хватаясь руками за траву. Ванхала кричит ему в ухо:

— Ты в штопоре… Прыгай… уже не выправишь…

Машина Хиетанена упала, вертясь на страшной скорости. Надежды выпрыгнуть уже не было, он просто впечатался со своей машиной сначала в туман, а потом в пустую тьму. Ванхала бросил его, раздосадованный, что борьба кончилась так быстро.

— Да брось ты… Это все сказки, придуманные лапландскими ведьмами. Чего только не болтают? Говорят, когда у русских не хватает мужчин, они ловят тролля, надевают на него военную форму и посылают на западный фронт.

Как встретишь такого, когда он с треском пробирается через рощу… Вот они, чудеса севера.

— А тут есть кто-нибудь с севера? — спросил Мяатта. — Я сам с далекого севера, так у нас тролля держат за домашнее животное.

До сих пор Мяатта все время молчал, крики на него, видно, не производили впечатления. Но теперь он взглянул на камень и предложил:

— Вот камень! Поднимем?

В сторонке, вокруг большого валуна сидели Мяатта, Сало и Сихвонен. Сало, откидывая волосы, все время спадавшие на глаза, очень серьезно объяснял остальным:

— У нас в приходе можно увидеть блуждающие огни…

Сихвонен отвернулся и замахал рукой, будто отгоняя комаров.

— Да ну, брось… это чистое вранье…

— Точно говорю. Старики видели. И сверху лежат скрещенные мечи.

MAPTEC

— Уже продано.

— Продано? — я вижу, как на лице Микаэля медленно, акварельным пятном расплывается улыбка.

— Хочешь взглянуть на макет?

Не дожидаясь ответа, я иду в кабинет, Микаэль, как паж, следует за мной, готовый слизнуть те капельки меда, которыми я соизволю его попотчевать.

Я вытаскиваю распечатку из груды бумаг. Глаза Микаэля начинают сиять, когда он видит перед собой результат нашего совместного творчества: сочетание стилистической сдержанности с откровенным безумием. Могу поклясться, что глаза его увлажняются, когда он снова поднимает взгляд на меня.

— Стильно до невозможности, — говорю я.

— Правда.

— Можешь выписывать счет.

— А что сказал клиент?

— Попадание в десятку, удар под дых нашей разлагающейся постмодернистской эпохе.

Микаэль улыбается.

— Не может быть.

— Да, так он и сказал.

Микаэль не в силах оторвать глаз от макета, от черной гривы, царапающих воздух когтей и замороженных в кадре раздраженных прыжков брейк-данса.

— Красиво, — выдыхает он, но его восторг вызывает во мне болезненное ощущение, как незаметная царапинка, оставшаяся на пальце, который поранился о неосторожно перевернутую страницу. Я не уведомил клиента, что снимок и сама концепция принадлежат субподрядчику. Стоит ли намекать покупателю, что он мог бы обратиться прямо к нему и получить за несколько десятков тысяч то, за что мы возьмем сто тысяч? Так что слава — моя, макет — мой, и у Микаэля нет никакого права смотреть на него влюбленными глазами.

Эй, между прочим, я тоже здесь. Во мне уже начинает вскипать раздражение, но тут Микаэль отрывает взгляд от макета, осторожно кладет его на стол и улыбается так светло, будто в комнату заглянуло солнце.

— Я пошлю Хельви счет, как мы и договаривались.

— Как насчет пива? Разве у нас нет повода выпить? — спрашиваю я, не успевая отдать себе отчет в собственных словах и прикусить язык, пока они не вылетели. Нет, черт побери, этого я себе больше не позволю, но отсутствующий вид Микаэля — как вызов, он будто не видит, не слышит, черт побери, даже не замечает меня. Меня, Мартеса, того Мартеса, к которому он всегда так стремился. Почему он не пытается задержаться, не придумывает пустых поводов, почему не начинает болтать о том, о сем, лишь бы не уходить?

— Ой, в самом деле, — Микаэль отвечает ласково, с искренним вздохом. — Но вот незадача, я уже занял этот вечер.

— Да ведь время еще есть, — но я тут же одергиваю себя. — Впрочем, и у меня куча дел.

— В другой раз.

— Ага.

Я смотрю ему вслед, и почему-то в глубине души у меня начинает тлеть слабое тусклое чувство разочарования, оно тлеет и выпускает тоненькую струйку серого дыма.