Троих надо убрать - [30]

– Хотите, остановимся поужинать и подумать? – спросил Гассовиц.

– Нет.

– Может, я высажу вас на вокзале, а вы отдадите мне пистолет?

– Нет, не надо, – ответил Жерфо.

Они пересекли Маньи-ан-Вексен и поехали в сторону деревни Вильней. За десять километров от нее Гассовиц остановил свой "пежо" на обочине. Молча сидя в машине, они стали дожидаться темноты.

23

Поужинав консервами и фруктами, Алонсо поставил грязную посуду в посудомоечную машину к той, что осталась от завтрака. "Шарп" играл Шопена. Собака Элизабет терлась о ноги хозяина, пока тот обходил дом, проверяя, все ли окна закрыты. Перед каждым окном он останавливался и смотрел через стекло в бинокль. В кобуре на поясе у него висел "кольт". Алонсо был в поношенных шортах и рубашке цвета хаки. В разрезе рубашки были видны седые волосы на груди. Он обошел дом, тщательно осмотрев все окна и двери. Он был очень осторожен. В прошлом году два частных детектива совершенно случайно вышли на него, когда искали в окрестностях Маньи-ан-Вексен следы одного крупного американского мошенника. Они прилежно собрали довольно объемистую информацию на Алонсо и попытались его шантажировать. Он послал к ним своих убийц, что было для него, так сказать, рутиной. Он и до того использовал таланты Карло и Бастьена, чтобы сохранить свое инкогнито, и по его приказу они уже убили четырех человек, через которых можно было выйти на него. Бастьен и Карло уладили вопрос, если не считать случая с Жерфо, который оставался для Алонсо раздражающей и тревожащей загадкой. Алонсо настоял, чтобы они убрали и этого придурка, отвезшего Музона в больницу. Позднее он узнал из радиопередачи, что Жерфо и Карло исчезли, а Бастьен погиб. Или погиб Карло, а Жерфо и Бастьен исчезли? Он не знал, который из двух убийц погиб при пожаре. Теперь, спустя одиннадцать месяцев, Алонсо надеялся, что погибли все: и оба убийцы, и тот дурак. Во всяком случае, больше он не слышал ни об одном из них.

Алонсо сёл за письменный стол в кабинете. Бульдожка Элизабет легла на ковер рядом с ним. В течение часа Алонсо писал "Паркером" свои мемуары.

"Следует положить конец насилию, – писал он. – Лучший способ справиться с ним – покарать индивидуумов, занимающихся этим, к какому бы классу общества они ни принадлежали. Как правило, они немногочисленны. Поэтому в Принципе представительная демократия всегда казалась мне наилучшей формой правления. К сожалению, свободные страны не могут жить согласно своим принципам, поскольку подрывные коммунистические элементы внедряются в их организм и производят негативное действие, подобное действию гнойного нарыва".

Он встал и снова обошел дом, закрывая повсюду ставни. Темнело. Было двадцать пятнадцать. "Шарп" играл Грига, которого было слышно по всему дому, потом сменил пластинку, и зазвучал Лист. Алонсо поднялся на второй этаж с толстым томом Клаузевица, наполнил ванну, разделся и лег в горячую воду, постанывая то ли от неудобства, то ли от удовольствия. "Кольт" он положил на крышку унитаза рядом. В двадцать двадцать две завыла мощная сирена "линкс-аларм", установленная на чердаке: Жерфо и Гассовиц взломали ворота у входа в поместье.

Перепугавшись, Алонсо уронил книгу в горячую воду, выскочил из ванны, подняв фонтан брызг, и схватил свой "кольт". Его пальцы соскользнули, он уронил оружие на пол и встал на колени, чтобы поднять его. В заброшенном саду перед домом Жерфо и Гассовиц на мгновение замерли, ошеломленные завываниями сирены, которую можно было слышать за километр отсюда. Дом Алонсо стоял примерно в двухстах метрах от деревни. Жерфо зарычал и бросился вперед. В левой руке у него была "беретта", а в правой – домкрат, которым они взломали ворота. Гассовиц на секунду заколебался, потом догнал Жерфо. Он держал в руках второй домкрат и выключенный карманный фонарик. Еще не совсем стемнело, и можно было видеть без фонарика. Жерфо добежал до дома и начал взламывать домкратом ставень.

В ванной комнате на втором этаже Алонсо распрямился, сжимая в руке "кольт". Его глаза были выпучены, он дышал с трудом. По бледному толстому телу стекала вода. Он сделал несколько прерывистых и незаконченных движений, как будто собирался броситься к двери или в другом направлении. Недовольно поморщившись, он машинально вынул из ванной книгу и повернулся, ища место, куда ее положить. Сквозь непрекращающийся раздражающий вой сирены Алонсо уловил яростный лай Элизабет на первом этаже, хруст ломаемого дерева и звон разбитого стекла.

Жерфо взломал ставень на окне кабинета, без всяких предосторожностей подтянулся на подоконнике и ударами каблука разбил стекло. В комнате горел свет. Жерфо влез в окно и спрыгнул на письменный стол. На него набросилась бульдожка, пытавшаяся вцепиться ему в горло. Жерфо выстрелил из "беретты" ей в морду. Выстрел отбросил собаку к стене, на которой она оставила длинный кровавый след. Она покатилась по полу, вскочила на лапы и снова бросилась в атаку, страшно рыча. У нее была оторвана часть нижней челюсти, а то, что осталось, превратилось в кровавое месиво, но Элизабет вскочила на письменный стол и снова попыталась укусить Жерфо. В это время Гассовиц подтянулся на подоконнике. Жерфо выпустил три пули в тело собаки, потом ногой сбросил животное со стола к стене. Все еще живая, Элизабет корчилась в судорогах и пыталась подняться. Жерфо вырвало. Он спрыгнул со стола, блюя и разбрасывая листки тонкой бумаги, на которой Алонсо писал свои мемуары. Подбежав к собаке, он приставил ствол "беретты" к ее голове и лихорадочно нажал на спусковой крючок. У него кончились патроны. Собака сдохла, Вздрагивая от приступа тошноты, Жерфо вырвал из "беретты" пустой магазин, выхватил из кармана запасной, вставил его в рукоятку и передернул затвор.