Троица. Охотники на ведьм - [46]

Даймонд перевел взгляд на маленький обгоревший череп ребенка и его чуть не вывернуло от неприятного чувства, будто сжавшего горло тяжелой цепью. Даймонд схватился пальцами за виски и помассировал их.

— Это не я сделал, — прошептал охотник, успокаивая себя. — Это не я сделал. Я просто выполнял приказы.

Но в глубине души Даймонд осознавал, что, если бы он не похитил барона той ночью и не убил адвоката Мартина Мюллера в борделе, у инквизитора ничего бы не получилось. А баронесса и ее ребенок были бы сейчас живы.

Когда Даймонд, смирившись со своим положением и успокоив совесть, собрался уходить, к помосту с казненными выбежала молодая особа в черном траурном платье. Это была Мария Орсини. Она пала лицом вниз и горько зарыдала, сотрясаясь всем телом и обхватив голову руками. И тут небо зарыдало вместе с ней, затянувшись черными тучами и потушив еще не успевшие догореть костры. Небольшая толпа зевак, оставшаяся поглядеть до самого конца, стала понуро расходиться, ругаясь на ливень.

— Это и есть суд Божий? — приятный голос мужчины с испанским акцентом раздался позади Даймонда. — Разве этого милосердный Господь желает своим рабам?

Охотник обернулся. Перед ним стоял смуглый мужчина, примерно того же роста и телосложения, что и он сам. Он был одет в грязную, помятую одежду простолюдина, но в его голосе и повадках проскальзывали совсем другие черты, несвойственные обычному крестьянину или нищему.

— Это ты…

— Кто? — прервал незнакомец.

— Ты стрелял в меня! — Даймонд сделал шаг по направлению к незнакомцу, потянув руку к поясу, где висел кинжал.

— Не горячись! — незнакомец миролюбиво поднял руки вверх. — Я безоружен. Как думаешь, как поступит стража, если ты убьешь обычного бедняка прямо посреди городской площади? Мне кажется, ты и так уже наделал много шума в прошлый раз.

— Кто ты такой?

— Я такой же, как и ты, Даймонд. Я охотник. Правда, теперь я охочусь не на ведьм.

— Мы убили всех предателей! Тебя, надо полагать, среди них не было.

— Я значусь погибшим еще с тех времен, когда ты был лишь послушником, приятель. Но я вовсе не умирал. Я просто открыл глаза на происходящее. Перестал выполнять приказы. Воспротивился воле начальства. Поразмышляй над этим на досуге. И не следуй за мной, я не один. Если попытаешься подкараулить меня где-нибудь в переулке, тебя убьют. На этот раз наверняка!

Незнакомец удалился, быстро растворившись за пеленой дождя, испортившего всем остаток столь чудного вечера. Плечо Даймонда свело неприятной болью, будто напоминая о несостоявшейся мести.

«Ну ничего, господин незнакомец, мы с тобой еще встретимся!» — подумал Даймонд, постепенно успокаиваясь.

Он решительно развернулся и зашагал к дому судьи. Он тоже значился в списке гостей, приглашенных на пиршество, и не хотел пренебрегать вкусной едой и приятным обществом.

* * *

Званый ужин в честь двадцатилетия дочери судьи Йозефа мог бы оказаться для Даймонда скукой, подобной смерти, если бы не собрание практически всех действующих лиц той драмы, развернувшейся перед ним с самого момента похищения барона Орсини.

За огромным, богато уставленным яствами и выпивкой столом расселись самые влиятельные лица городского совета, в который, помимо бургомистра и судьи, входили еще и несколько крупных торговцев и ремесленников. Все они прибыли со своими супругами и детьми.

Инквизитор Якоб Шульц тоже не обделил хозяев своим присутствием и занял место неподалеку от семейства бургомистра, а Даймонд расположился по левую руку от своего начальника. По старой привычке охотник принялся считать количество присутствующих в гостевом зале людей. Не считая восьмерых стражников, несущих пост у дверей и окон, он приметил три десятка гостей и, конечно же, самого хозяина, сидящего во главе стола спиной к разожженному камину, обогревающему зал. По обе стороны от судьи, облаченные в красивые наряды, скромно сложив на коленях руки, восседали жена и дочь Йозефа. Даймонд не сразу сумел разобрать, кто из них является Йозефу женой, а кто дочерью. Обе были достаточно молоды и привлекательны.

Охотника тошнило от того наряда, в который его облачили слуги Йозефа, когда он ступил в дом. Ему еще никогда не приходилось носить на себе расшитый золотом жакет из бархата со свисающими рукавами или обтягивающие шоссы вместе с дурацкими длинноносыми туфлями. Впрочем, несмотря на идиотский наряд, он все же не остался незамеченным для заинтересованных взоров знатных дам, украдкой поглядывающих на него с обратной стороны стола. Быть может, Даймонду лишь показалось, но даже именинница, дочь судьи, излишне часто обращала на него свое внимание и задумчиво улыбалась, как бы невзначай дотрагиваясь до обруча, опоясывающего ее длинную шею.

Даймонд лишь отводил глаза, стараясь не навлечь беду в виде ревности старых господ, владеющих всеми этими женщинами. Впрочем, их мужья были слишком заняты разговорами об охоте или экономике, чтобы замечать такие мелочи, как не совсем верные жены.

Единственной молодой дамой, не обратившей на Даймонда никакого внимания, была Мария Орсини. Она сидела рядом с графом фон Шеленбергом. Ее благородные черты заставили Даймонда вновь вспомнить того крепкого мужчину, замученного и отравленного в темнице ордена. Дочь барона была удивительно похожа на своего отца. Мария сидела ровно, подняв голову, в ее стеклянных глазах засела глубокая пустота. Ее красивое лицо не выражало никаких эмоций, словно девушка превратилась в статую. Граф шептал ей что-то на ухо, но она никак не отвечала на его слова, продолжая глядеть прямо перед собой.