Троица. Будь больше самого себя - [83]

В принципе, поднапрягшись, «центрист» может даже попытаться обратиться к первому уровню: что в реальности за этими перцепциями прячется – какова подлинная «сущность» состояния, которое человек пытается с помощью этих слов высказать?

Так, если кто-то говорит «центристу»: «Я люблю тебя!», он думает о том, что человек, признающийся ему в любви, понимает под словом «любовь» (это приглашение на сеновал или «большая и чистая, пока смерть не разлучит нас»?). То есть, он будет искать сущность высказывания и чувства.

Он может озадачиться и тем, что происходит на самом деле – в реальности (в объективном, так сказать мире): например, реально ли человек испытывает чувство любви, о котором говорит, или ему, например, только кажется, что он влюблён? Может ли быть, что им движут какие-то другие мотивы, хотя, возможно, он их даже не осознаёт?

То есть для «центриста» всегда есть что-то по ту сторону слов, но не абстрактно – «по ту сторону», а в пространстве конкретного человека, который эти слова использует.

Сложный образ «другого человека» не даёт «центристу» покоя. Он постоянно его продумывает, создавая, как сказал бы Саймон Барон-Коэн, «теорию разума высшего порядка» (сознание того, что другой человек находится в некой своей реальности и как-то её мыслит).

Но это «центрист», а вот «конструктор», услышав признание в любви, будет пытаться понять его значение. А как это сделать, если он не строит «модель сознания другого» и даже не задумывается о том, что в человеке и его высказывании, соответственно, заключена какая-то «сущность»?

Он начнёт анализировать внешние признаки: примется обнаруживать некие действия, которые он мог бы означить и перевести их таким образом в область своих умозаключений (которую он, надо сказать, и не покидает), чтобы подтвердить или опровергнуть изначальный тезис.

Допустим, что человек, признавшийся ему в любви, дарит ему цветы и кольцо. Это «очевидные» признаки любви, правда? Для «конструктора» – да, но для «центриста» – не факт (и если вы «центрист», то, вероятно, понимаете почему).

Впрочем, среди «конструкторов» больше мужчин, чем женщин. Так что ситуация обычно выглядит несколько иначе: женщина признаётся мужчине-«конструктору» в любви, а затем, понятно дело, ждёт от него в ответ цветов и кольцо, не понимая, что совершает непростительную ошибку.

Пока её избранник услышал только слово «любовь», но он ещё не понял его значение. Любить, как известно, можно и друзей, и собаку, и родителей, и даже родину, а тем более – математику! О какой «любви» она ему сказала? И он смотрит за её действиями…

Действия же женщины, признавшейся мужчине в своих чувствах и не получившей немедленного «да!», вполне предсказуемы: обида, напряжение, неловкость, глупые паузы и т. д.

Так о какой же «любви» это говорит конструктору? Ну, в лучшем случае «как к другу». В общем, цветы и кольцо откладываются до лучших времён, пока наш «конструктор» не обнаружит ту единственную, которая на пальцах объяснит ему, что происходит, что она имеет в виду, и как он с ней будет счастлив.

С некоторой долей условности можно сказать, что «конструктор», в отличие от «центриста», акцентирует в речевой коммуникации с другими людьми не существительные, которые для него «безсущностностны» и потому слишком аморфны, а глаголы, обозначающие конкретные действия.

Если вы говорите «конструктору», что вы будете делать, или что он должен сделать, или что другие люди сделали, он схватывает суть сообщения.

Если же вы просто описываете ему ситуацию, он начинает путаться в словах и, в конечном счёте, совершенно теряет способность вас понять.

Да, кому-то, наверное, всё это может показаться очень странным. «Центристу» и вовсе непонятно, как можно взаимодействовать с другим человеком, если ты не строишь модель его сознания, не пытаешься провернуть её в своём внутреннем понимании (своей дефолт-системой), прочувствовать, встать на его место, ощутить это положение.

Для него удивительно, что можно не пытаться понять, какие чувства человек испытывает, совершенно не интересоваться тем, что у него в жизни происходит, каков он на самом деле, что для него важно и т. д., и т. п.

Ещё страннее для «центриста» то, что кому-то важность этого необходимо объяснять, что она для кого-то не самоочевидна.

«Центриста» обескураживает, когда у «конструктора» всё вдруг «складывается», поскольку всякий диалог в этом случае прекращается. В лучшем случае он может превратиться в монолог «конструктора», излагающего сложившуюся у него структуру и усмотренные им в ней взаимосвязи.

Но, на самом деле, «конструктор» и не говорил со своим собеседником, он использовал разговор как средство, как способ найти недостающие звенья, которые бы позволили ему замкнуть его систему. Его общение, в принципе, монологично.

Когда же структура складывается, необходимость в собеседнике для него отпадает полностью, система созданных «конструктором» закономерностей естественным образом самообъяснима, самоочевидна, внутренне полна, достаточна, а для получения удовольствия – ещё и красива.

Да, потом он может долго рассказывать о том, какая конструкция у него в голове вызрела, наслаждаясь головокружительными по красоте переходами от пункта к пункту, от точки к точке.