Трое в Таиланде, не считая собак - [4]

Чтобы хоть как-то привести нервы в порядок, мы немедленно выпили. Потом мы выпили ещё по одной, и застолье понеслось по давно проторённому маршруту. Опустевший графин исчез, уступив место своему до краёв наполненному коллеге. Тосты укорачивались, пока не сократились до жестов. Наступило девять часов вечера. Бюсты официанток напомнили нам о десерте. Были заказаны дыни и яблоки (арбузов не оказалось, а зря). Оглянувшись по сторонам, я понял, что веселье захлестнуло ресторан словно цунами. Тамада затеял армрестлинг с директором «Главстолинвеста». Подчинённые подобострастно делали ставки на победу шефа. Тот тужился изо всех сил. Багровое лицо и вздувшиеся на лбу вены предвещали скорый инфаркт. Стриптизёрши, забыв о пилоне, болели за тамаду. Вдохновившись их колыхающейся поддержкой, я поднял рюмку и сфокусировал взгляд на собутыльниках.

— Друзья, если бы вы только знали, как я рад вас видеть! Давайте выпьем за нашу славную дружбу! — временами я бываю чертовски сентиментален. У Миши и Сергея предательски задрожали подбородки. Мы чокнулись, опрокинули и закусили. Что было потом — я не помню.

* * *

Проснулся я от того, что ноги, которые лежали на мне, начали шевелиться. Господи, чьи они? Один носок синий, с оленями, второй чёрный, с дыркой. «Сергей», — облегчённо выдохнул я. Но как мы попали ко мне домой? Я с трудом поднял гудящую голову. По центру комнаты кучей лежали наши куртки. Под ними кто-то гудел: «Воды, воды…» — это был Миша. За окном шаблонно багровело солнце. Рассвет или закат? Непонятно. С большим трудом я встал с дивана. Мозг пульсировал, как сердце. Во рту можно было смело проводить гонку Париж — Дакар. Из-под курточной горы показалась голова Миши в будёновке. Мы что, перенеслись во времени? Я уставился на друга, не в силах сложить слова в предложения. Он нарушил тишину первым.

— Ты так и будешь пялиться на меня, как баран на новые ворота, или принесёшь воды?

— А ты что делаешь на полу? — произнёс я, хотя для постороннего уха это прозвучало как «А-а-ы-о-у».

— Воды! Ради всего святого, Ёлкин, не будь фашистом!

— Сейчас принесу. А как мы попали ко мне домой?

— А ты не помнишь?

— Нет.

— Неси воду — получишь информацию.

Приподняв голову Миши, я принялся поить его из стакана. Зубы Макарова стучали чечётку по стеклу.

— Эко вас разобрало, товарищ комбриг. Много беляков вчера положили?

— Сначала всё было зашибись. Мы пили, потом бухали, потом плясали. Кстати, ты плясал на столе.

— А ты?

— А я бил морду тамаде.

— За что?

— Он Серёгу педиком обозвал.

— Педиком?!

— Вроде того. Лаптев девок разогнал и стал у шеста плясать.

— Сам он педик, — донеслось с дивана.

— О, танцор диско очнулся, — Миша засмеялся и тут же резко скривился, — Ой, ой, бок! У меня, кажется, ребро сломано.

— А что потом было?

— Потом прибежал охранник. Помнишь того мудилу со стеклянным глазом? И начал бить меня.

— А мы?

— А вы стали метелить его.

— Артём, у тебя пиво есть?

Это снова подал голос обладатель носка с оленями. С похмелья Сергей презирал воду. Кряхтя, он приподнялся с дивана и утробно икнул. Это отобрало все его силы. Но Лаптев собрал волю в кулак и мужественно вперил в меня вопросительный взгляд. Это были не глаза, а свёрла. Пришлось ответить:

— Нет у меня пива.

— Тогда я схожу. Сколько вам взять: по три, по пять?

— Давай по три, ларёк во дворе. Деньги на тумбочке.

— Да знаю я. Макар, пока помолчи, пожалуйста, я мигом вернусь, — шаркая ногами, Сергей помчался в прихожую.

Проигнорировав просьбу Лаптева, Макаров продолжил:

— Когда нас выгнали из ресторана, мы поехали ко мне, но Светик стала швыряться в нас луком.

— Так у неё же не было лука.

— Я принёс.

— А где ты его достал?

— В ресторане купил, полмешка. Крымский, сладенький.

— Ты его пробовал?

— Пришлось. Обожди, мне надо в уборную сходить, а не то я схожу под себя.

С трудом преодолев земное притяжение, Макаров встал на ноги и зафиксировался. Сейчас ему бы очень не помешала третья нога, для балансировки и стабилизации. Делая неуверенные шаги, он отправился в путешествие длиною в пять метров. По всему было видно, что этот изнурительный марафон требовал от него максимальной собранности. Мучимый любопытством, я продолжал задавать вопросы.

— А откуда будёновка взялась?

Макаров уже добрался до унитаза. Его ответы сопровождались струями и стонами.

— О-о-о. Потом мы пошли в баню для оздоровления и профилактики простудных заболеваний. Я и Серёжа прыгали в бассейн, а ты закрыл в парилке банщика.

— Так чего же ты молчал?! Надо пойти открыть!

— Поздно. О-о-о, как хорошо.

— Что?!

— Он дверь высадил. Пришлось забашлять, на сдачу он будёновку дал. Войлочная, влагу хорошо впитывает.

— Да-а, круто мы вчера отожгли. Ничего не скажешь.

— А всё Светка! Накрутила меня, как пацана… — звук спущенной воды заглушил следующие слова. — Щас я ей позвоню и так напихаю! Будет неделю валидол пить! Дай телефон, а то мой сел.

Самостоятельность суждений Михаила о семейном устройстве росла прямо пропорционально расстоянию меж ним и горячо любимой супругой. Когда Светика не было рядом, Макаров был брутальным самцом, эдаким символом сексизма и нетерпимости к женскому началу. Но стоило Светлане появиться на горизонте, как доспехи бога трескались, словно старая краска на стенах пивного ларька.