Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец - [34]

— Может, и увольнительную не дадут, — предположил Вольнов. — Приехали, получили матчасть — и на фронт.

А я как только начинал думать, что приду в свой двор, войду в подъезд, нажму кнопку звонка — у меня перехватывало дух.

И вот за окном мелькнули первые кирпичные здания московских заводов и фабрик.

Замедляют бег вагоны. Мы видим белые кресты на окнах домов. На запасных путях стоят платформы с зачехленными пушками и танками.

Поезд остановился, и мы выскочили на платформу. От радости хочется топать ногами, кричать.

Военные грузовики поджидали нас на площади.

Через два часа мы были в длинном коридоре казармы, где формировалась наша часть.

Наши взгляды прикованы к высокой двери, обитой черным дерматином. Там, за этой дверью, должна решиться судьба.

Первым за черной дверью побывал Гашвили.

— Ребята, — шепнул он, — на эрэс воевать будем!

— На чем? — спросили мы.

— На эрэс. Реактивные снаряды «катюши». Секретное оружие.

Если бы Гашвили сказал, что нас отправят на Луну, и это мы бы приняли как должное.

— Берзалин, — послышалось в коридоре.

Вовка скрылся за дверью.

— Берзалин Владимир Николаевич, — сказал майор Соколов полковнику, председателю комиссии.

Полковник внимательно посмотрел на Вовку.

— Чем отличился в училище? — спросил полковник.

— Ловкий парень! — с улыбкой доложил майор. — Однажды перед носом у бывалого старшины учебную мину установил.

— Молодец! — Полковник веселее посмотрел на Вовку.

— Парень образованный, — вмешался комбат Голубев, — музыкой увлекается. Москвич!

— Фуражка у тебя большая? — спросил полковник.

— Пятьдесят седьмой размер.

— Маловата!

— А зачем фуражка? — осмелился задать вопрос Вовка.

— Хочу назначить разведчиком. Ордена в фуражку собирать будешь.

Все засмеялись.

— Пиши! — приказал полковник. — Назначить начальником разведки триста восемьдесят пятого гвардейского минометного дивизиона.

Вовка — начальник разведки. Ребята пожимают ему руку. Других назначили командирами взводов, а Вовка — начальник. «Начальник» звучало ответственнее.

— По вашему приказанию прибыл, — отрапортовал я полковнику, когда вызвали меня.

Глаза полковника пронзительны, насквозь видят.

— Какие суждения? — строго спросил полковник тех, кто сидел рядом с ним.

— Просил бы оставить в моем полку, — сказал майор Соколов, — начальником разведки триста восемьдесят шестого дивизиона.

— Он тоже ловкостью отличился? — спросил полковник.

— По этой части он от Берзалина не отстанет. Даже похлеще. Я их обоих еще до училища знал, когда они из Москвы в Сибирь эвакуировались.

— Не возражаю, — сказал полковник.

— Служу Советскому Союзу! — крикнул я.

И хотя я крикнул некстати, полковнику понравилась моя лихость. Он удовлетворенно кивнул и попросил вызвать следующего.

Теперь мы были не просто лейтенанты. У нас была должность. Но в город нас не пускали.

Мы с Вовкой ожесточенно спорили — сообщить по телефону домой, что мы в Москве, или не стоит. Правда, телефона ни у Вовки, ни у меня в квартире не было. Но можно было узнать телефон Марии Федоровны в соседнем доме и попросить сходить к нашим.

— Ну, подумай, придут матери к воротам, — убеждал я Вовку, — нас выпустят на минутку… Зачем все это? Когда дадут увольнительную, тогда и пойдем домой.

А увольнительную не давали. Нас спешно переучивали. Установка М-13 — это вам не полковой миномет. Занятия секретные, хотя чего там секретного: та же буссоль, та же наводка. Траектория и дальность другие.

Показали нам установку. На «студебеккере» восемь направляющих рельсов. На них огромные, выше меня, снаряды. В головной части взрывчатка, в хвостовой — пороховые шашки. Они горят и толкают снаряд вперед: все просто.

На некоторые занятия приходил сам полковник. Он вызывал кого-нибудь на выбор и спрашивал.

Мы отвечали, но как нам хотелось самим задать вопрос полковнику: «Когда же отпустят домой?»

12

И все-таки мы получили дорогие бумажки, на которых были написаны фамилии и время увольнения в город.

Мы начистили сапоги и вышли на улицу.

— Может, такси возьмем, — небрежно сказал я Вовке.

— Аэростат не хочешь? — сказал Вовка и показал на огромный шар противовоздушной обороны.

Мы сели в трамвай.

Все смотрели на нас. Мы в новеньких гимнастерках, два кубика в петлицах…

Кондукторша была сама любезность.

— Товарищи лейтенанты, — говорила она с улыбкой, — наш трамвай до центра не идет. Вам придется пересесть на двадцать второй.

— Спасибо, — ответил я вежливо.

Кондукторша, наверное, думала: мы иногородние. А мы-то лучше ее знали, как проехать на Пресню.

Мы стояли на задней площадке и смотрели на город. Он был не такой, как всегда. Он был тихий и грозный. Белые кресты на окнах, стальные ежи на перекрестках, машины, разрисованные, словно зебры. На небе по-июльски ярко светило солнце, а одежда у прохожих была темная. И нигде не было видно лотков с мороженым, о которых мечтал Гурька.

Трамвай подходил к Манежу. Сколько раз зимой бывал я здесь на елочном базаре! Горит огнями елка до неба. Кругом ларьки, словно сказочные снежные замки и пещеры. За прилавками деды-морозы: «Покупай игрушки, блестки, фонарики, бенгальские огни». Все кажется волшебным в этой морозной ночи, наполненной шумом ребячьей толпы и песнями, которые разносят над площадью мощные репродукторы.