Трое против Колдовского мира - [56]

Было похоже на то, что кто-то стремился вернуть меня в Эскор. Всё во мне бунтовало против такого насилия. Сначала меня принудили отправиться в Эсткарп во имя какой-то заведомо обречённой на неудачу миссию, теперь меня выпроваживали отсюда. Я не видел в этом смысла. Да и кому понравится, когда им распоряжаются как пешкой по чьей-то прихоти?

Дермонт рассказывал мне как-то о древнем обычае, существовавшем в Карстене очень давно, ещё когда им правили люди древней расы. Раз в десять лет там проводилась ритуальная игра. На размеченной особым образом доске расставлялись вырезанные из дерева фигуры. По одну сторону доски садился самый могущественный в стране человек, по другую — какой-нибудь обездоленный босяк, отважившийся на игру, грозившую ему гибелью в случае проигрыша. Этот пария олицетворял собой силы разрушения и зла, в то время как могущественный правитель — силы благодатные и созидательные. Ставкой в игре было не только богатство правителя, но и благополучие всей страны; ибо в том случае, если босяк одерживал победу над правителем, в стране неизбежно наступал период хаоса и разрухи.

«А не затеяна ли кем-то эта игра сейчас? — подумал я. — Не являюсь ли я, Кайлан Трегарт, той самой фишкой? Как-никак в Эсткарпе установился определённый порядок жизни, который после оказанного Карстену отпора должен упрочиться. В Эскоре же царил всё тот же изначальный хаос. Быть может, в этой древней игре была скрыта некая истина?»

Думать себе не запретишь, но иногда от этого бывает мало толку. Я потряс головой, встал и принялся рвать траву, чтобы устроить себе постель на ночь.

Хотя я лёг спать на открытом месте, я не чувствовал страха. Может быть, потому, что я был не в себе, что мне на всё было наплевать, а может быть, потому, что сказывалась усталость.

Поднявшись утром с кучи сырой травы, я обратил взор на горы.

«Похоже, я всё-таки фишка в какой-то игре, — сказал я себе, — и мне нет иного хода, как тащиться наверх, в горы». С урчащим от голода животом, совсем безоружный, я тронулся в путь. Дважды я оглядывался назад. Мои провожатые, возможно, караулившие меня ночью, теперь не появлялись. Да у меня и не было более желания ещё раз соваться в Эсткарп. В течении всего дня надо мной довлело чувство, что мною кто-то командует.

«Глупость, сущая глупость… — мысленно твердил я себе. — Кому и зачем всё это было нужно — заставить меня отправиться в Эсткарп и тут же изгнать из него? Чего я в результате достиг? Пообщался с беженцами из Карстена и произвел на них отнюдь не благоприятное впечатление…»

Мне-то казалось, что я был послан в Эсткарп набрать рекрутов; но мне не удалось даже приступить к выполнению своей задачи. Так в чём же тогда заключался истинный смысл моего прибывания в Эсткарпе? Бесполезно было пытаться это понять. Я знал только, что мною распоряжаются, и от этого мне было не по себе. Меня обуял невыносимый страх, и я, как безумец, побежал вниз — по склону какого-то ущелья. В конце концов, я споткнулся, упал и, судорожно глотая воздух, стал в отчаянии колотить распухшими руками по земле, пока не пришёл в себя. Когда кровь перестала стучать в ушах, я услышал журчание воды и пополз на звук. Добравшись до лужицы, которую питал родник, я припал к ней всем лицом и стал жадно пить. Холодная вода вмиг прояснила мне голову и помогла снова стать самим собой.

«Всему можно найти объяснение, — подумал я. — И на этот раз его следует искать в Эскоре. Звериное воинство не могло быть послано Эсткарпом. Чем скорее я вернусь в Эскор, тем скорее узнаю, в чём смысл происходящего».

Голод терзал меня, но мне это было не впервой. Я заставил себя встать и двигаться дальше.

«Только бы выйти в ту долину, откуда мы начали подъём на скалы», — с надеждой твердил я себе и тут заметил, что как-то вяло воспринимаю окружающее — то ли от голода, то ли потому, что снова оказался под влиянием сил, которые мешали нам тогда, при побеге из Эсткарпа.

Наступление темноты не остановило меня, я был одержим стремлением вернуться в Эскор. Наконец передо мной открылось какое-то узкое ущелье, и я заскользил по склону горы, слабо надеясь на то, что окажусь на заветной тропе. Спустившись вниз и осмотревшись, я увидел невдалеке свет костра… и оцепенел.

«Меня опередили, — подумал я. — Они поджидают меня, чтобы снова взять в плен». Я стоял и тупо соображал, как быть. «Если я побегу назад, то заблужусь в горах и не найду пути в Эскор», — подумал я.

«Брат… Брат…» — вдруг прозвучало у меня в мозгу. Я был настолько погружён в размышления, что едва обратил на это внимание. Но спустя мгновение встрепенулся: Кимок?.. Неужели это Кимок зовёт меня? Я сорвался с места и, выкрикивая имя брата, побежал к огню.

Он вышел мне навстречу, обнял, подвёл к костру и усадил на кучу лапника. Затем протянул мне миску горячей, душистой похлебки. Я с жадностью ел суп и время от времени бросал взгляды на брата. Он был в таком же зелёном одеянии, что и народ Дагоны, на поясе у него висел боевой кнут, и всё же он оставался таким, каким запомнился мне во время службы на границе. Мне показалось даже, что я снова сижу с ним у костра на бивуаке. Я первым нарушил молчание.