Трое против Колдовского мира - [43]

Один из всадников, сопровождавших Дагону, негромко вскрикнул, поражённый увиденным.

— Иди сюда, сестра… — Дагона протянула Каттее руку. Я заметил, как сестра облегчённо вздохнула.

Странные ощущения испытали мы, проходя между менгирами. У меня мурашки пробежали по телу. Мельком взглянув на сестру и брата, я увидел, что те искрятся, словно покрытые блёстками, и у меня зашевелились волосы на голове.

Дагона крепко сжала Каттее руку.

— Препоручите её мне, — потребовала она. — Мы должны ехать, и не медля.

Нас с Кимоком ждал Шабр. Я забрался на него первым, Кимок устроился у меня за спиной, и мы тронулись. Впереди всех мчалась Дагона. Её Шабрина двигалась плавно и легко, словно двойной груз, который она несла на себе, для неё ничего не значил. Следом за нею скакали мы с Кимоком, а за нами — двое всадников с огненными кнутами.

Оставив позади себя призрачно мерцавшие менгиры, мы попали в какую-то зеленоватую туманную дымку, мешавшую разглядеть местность, по которой мы мчались. Как ни всматривался, я так и не смог ничего увидеть, и в конце концов смирился с тем, что мы оказались в полной зависимости от нашей спасительницы.

Она же, судя по всему, прекрасно знала, куда держит путь — её Шабри на продолжала нестись галопом, не сбавляя бега. Я подивился выносливости рогачей.

— Куда мы мчимся? — спросил из-за спины Кимок.

— Не знаю, — признался я.

— Не попасть бы нам снова в какую-нибудь беду… — забеспокоился он.

— Не думаю, что нам это грозит, — попробовал я успокоить его. — Я не чувствую зла…

— А я не уверен, что молодцы, скачущие за нами, питают к нам симпатию, — возразил он.

— Но ведь они же спасли нас, — напомнил я.

Однако в чём-то Кимок был прав. Дагона высвободила нас из кольца менгиров, в котором мы оказались по собственной воле, и этим, безусловно, проявила свою благосклонность к нам; но это ещё не значило, что мы не окажемся в другом заточении.

Хотя я и не видел, куда мы скачем, но почему-то был уверен, что мы возвращаемся в горы — в тот край, где расположена котловина, на дне которой бурлят источники целительной грязи.

— Не нравится мне эта скачка в никуда, — снова подал голос Кимок. — И я не думаю, что этот зелёный туман сотворён исключительно в нашу честь. Тут и без тумана не знаешь куда податься… Как ты думаешь, что мы здесь до сих пор делаем, ищем убежище?

— Мне всё больше кажется, — ответил я, — что мы явились в эту страну, дабы спасти её.

Он рассмеялся.

— А почему бы и нет? Разве наши родители не выступили против колдеров, положившись только на самих себя? Чем мы хуже их? К тому же, нас трое, а не двое. Сдаётся мне, брат, что мы спешим на какую-то битву. Что ж, неплохая, вроде бы, подобралась компания…

Мы мчались и мчались сквозь туман, поглотивший пространство и не позволявший судить о ходе времени. Должно быть, ночь уже кончалась.

Туман начал рассеиваться. В тусклом свете сумерек стали различимы деревца, кусты и камни. Взбираясь по круче, скакуны перешли на шаг. С восходом солнца мы добрались до перевала и оказались на проторенной дороге, по обеим сторонам которой высились скалы. На них кое-где были высечены какие-то письмена — как будто знакомые мне своим начертанием, однако не поддающиеся прочтению. Я услышал, как Кимок с присвистом втянул в себя воздух.

— Ютаян! — произнёс он громко.

— Что-что? — не понял я.

— Слово Силы, — объяснил Кимок. — Оно встретилось мне в одном из манускриптов, которые я изучал в Лормте. Это место, Кайлан, надёжно защищено священными письменами от всякой напасти.

Цепочка письмен на скалах оборвалась, дорога снова пошла под гору. Перед нами открылась широкая долина, поросшая густым лесом; кое-где виднелись просторные луга. Серебристая лента реки вилась по дну долины. У меня сильнее забилось сердце: перед взором лежал последний уголок древней земли, оставшийся нетронутым дьявольской порчей. Картина ласкала взгляд и согревала душу. Я словно перенёсся в безмятежное время, когда людям жилось свободно и радостно, и они не стремились к господству над природой себе на погибель.

Этот казалось бы затерянный мир не был пустынным: в небе парили птицы, мимо нас по камням сновали ящерицы, а в долине — паслись на лугу рогачи. Край дышал безмятежностью и покоем.

Миновав перевал с письменами на скалах, скакуны замедлили ход, и теперь бежали рысцой. По краям дороги в изобилии пестрели цветы, словно выращенные садовником. Мы выехали к реке; на лугу высилось что-то, похожее на дом, но этот дом нельзя было назвать строением, ибо он вырос из земли сам: его стены не были сложены из камней или брёвен — их образовывали живые деревья необычной породы, сцепившиеся друг с другом узловатыми ветвями и густо обросшие вьющимися цветущими растениями. Особенно примечательной была островерхая крыша дома, крытая голубовато-зелёными перьями птиц, которых мы видели по пути.

Мы слезли с рогачей, и они потрусили к реке пить воду. Дагона обняла Каттею за плечи и повела к дому. Мы с братом пошли следом.

Внутри дом разделялся на ряд помещений перегородками, тоже увитыми цветущей лозой. Пол в доме был из плотного, упругого мха. Рассеянный зеленоватый свет заполнял всё вокруг.