Трое отправляются на поиски - [6]

— Я не могу остаться с тобой, — признался Ваффи, хотя никто и не предлагал ему остаться. Отец послал меня в магазин, и он меня точно вздует, если я не скоро вернусь. Кстати, сегодня на рассвете я ходил на берег: лодки там уже не было. А ведь никто не мог уплыть на ней вчера днем, потому что я до самого вечера наблюдал за скалой с вершины утеса. Она исчезла ночью, в полной темноте.

— Откуда ты знаешь? — спросил Давид. — Ты что, не спал всю ночь?

— Ха, я просыпался несколько раз и выглядывал в окно, — солгал Ваффи. — Я рассказал своему отцу об этой лодке, и он велел мне быть начеку. Так что, Давид, теперь мы должны следить за ней. Попроси свою маму сходить с нами завтра на гору, нарезать прутья для удочек. Если мы будем торчать на берегу с удочками и притворяться, что ловим рыбу, никто и в жизнь не догадается, что мы выслеживаем бандитов.

Давиду понравился план Ваффи. Это было настоящим приключением, и сердце его смягчилось.

— Здорово, — сказал он. — Я уговорю маму, а ты приходи завтра пораньше.

— Приду, будь спокоен, — обещал Ваффи и юркнул за ворота.

Давид сидел перед входом в свой шалаш. Рядом лежал пес, уткнувшись ему в колени. Давид смотрел на море. Слева от него, там, где берег узкой косой уходил в море, небо было объято пламенем заходящего солнца. Постепенно розовые облака становились фиолетовыми, сгущались сумерки. Одна яркая звезда взошла над мысом. Совсем одна! Чем темнее становилось небо, тем ярче светила звезда. Скоро появятся и другие звезды. «Если бы Ваффи не был таким плохим мальчиком!» — с грустью думал Давид. Ему самому хотелось быть хорошим, но так трудно посметь отличаться от других — сиять, как чада Божьи, как светила в мире. Мальчик поднялся и направился к дому. Выпала роса, и длинные белые цветки табачного дерева, издававшие запах только ночью, уже начали наполнять сумерки своим ароматом.

— Иди домой, Давид, — позвала его мама. — Пора спать. Раздевайся и не забудь вымыть коленки. Они у тебя все черные от грязи.

— Хорошо, — ответил Давид, — а ты почитаешь мне стих, который учил Мюррей, о чадах Божьих и «развращенном» народе? Я его почти совсем не помню.

— Ладно, мы найдем его, когда ты будешь готов ко сну, — ответила мама. — Джоана уже умылась. Поскорее забирайся в кровать, я скоро приду.

— Как это понимать? — спросил Давид маму, когда она уже закончила чтение.

— Я думаю, — ответила мама, — что ты можешь быть хорошим и добрым и поступать справедливо, если будешь чадом Божьим, как Иисус, чтобы никто ни в чем не мог упрекнуть тебя. Даже когда вокруг тебя будут плохие люди — ты будешь сиять, как яркий огонь в темноте.

— Что значит быть чадом Божьим? — поинтересовался Давид.

— Ты — наш сын, мы с папой — твои родители, и ты живешь с нами. А чадо Божье всем сердцем признает Иисуса своим Спасителем и живет так, как учит его Бог. В Библии есть слова об этом: «А тем, которые приняли Его [то есть Иисуса], Он дал власть быть чадами Божиими». Хорошо быть чадом Божьим, Его собственным ребенком, стараясь быть похожим на Иисуса, следовать его жизни, которая подобна светильнику, горящему ночью. Только так можно стать светилом в мире.

Некоторое время мама молчала. Давид потерся головой о ее плечо, как он поступал всегда, когда хотел сказать ей что-то, что тревожило его. Но он еще не был готов делать признание, да к тому же очень хотел спать. Мама помолилась вместе с ним, поцеловала его, поправила одеяло, потом обернулась и посмотрела на стоящую рядом пустую кровать. Мюррей, должно быть, уже спал в какой-то другой постели за тысячи миль отсюда. Наверное, он одет в пижаму с голубыми полосками, которую сам себе выбрал накануне отъезда.

— Мама, — послышался сонный голос сына, — ты не могла бы завтра утром пойти с нами на гору за прутьями для удочек? Мы с Ваффи нашли странную лодку, она уплыла ночью в полной темноте — и, знаешь, я очень хочу стать чадом Божьим…

Не договорив, Давид заснул.

Глава третья Они мои

Для прогулки на гору утро выдалось чудесное. Ваффи то и дело заглядывал за ограду, пока семья Давида завтракала. Конечно, все знали, где прячется Ваффи, но для него, обожавшего всякие тайны и загадки, открыто войти в ворота означало бы испортить всю радость предстоящего дня.

Выйти немедленно не получалось: маме пришлось дождаться Мариану и дать ей поручения относительно обеда и покупок. Мариана была доброй женщиной с выражением грустного терпения на лице. Уже двенадцать лет каждое утро она приходила к ним, чтобы помогать по дому. Она носила на спине Мюррея, Давида и Джоану, когда те были совсем маленькими, и любила их, как своих собственных детей, которые, к сожалению, умерли. Мариана была готова отдать свою жизнь за них, но при этом считала, что совсем не обязательно приходить на работу вовремя. Так что, когда они — мама, Давид, Ваффи, Джоана с куклой, Ералаш, с корзиной, наполненной печеньем и бутылками с лимонадом, — выехали за ворота, шел уже одиннадцатый час.

Давид любил поездки по горным маршрутам. Дорога петляла между склонов, и поминутно можно было видеть ее змеевидные изгибы. Справа от них возвышался отвесный склон, а слева внизу раскинулась долина, окруженная хребтами, чьи силуэты чернели на горизонте. Мама вела машину осторожно, особенно на поворотах: то и дело на пути возникали пестрые козы со своими козлятами и каким-нибудь замечтавшимся пастушком. Их единственная на дороге машина двигалась к любимому месту на полпути от вершины, куда их семья время от времени выезжала на пикник.