Трое - [56]

— Почему бы не выпить по такому случаю? — думает он. — Но только без никакого шума.

Увидев его, часовой Желязко вытягивается по стойке «смирно». Младен подмигивает ему и сворачивает в город.

Осенний вечер. Цвет чистого неба быстро линяет, мрачнеет. Закат фееричен, но уже подходит к концу…

С голых холмов спускается вечерняя свежесть, проникаясь мимоходом печальным запахом умирающих трав, прелой листвы, красивых и в своем увядании полевых цветов. Этот запах не возбуждает, не кружит голову, не вызывает буйные порывы, а только шепчет:

— Конец! Конец! Конец!

Кругом, насколько видит глаз, разливается пестрая гамма красок, словно собравшихся сюда со всего света. Лимонно-желтое очарование тополей, мрачная страстность изумруда лугов, безразличное ко всему кофейное пятно дубравы, влекущий к себе фиолетовый сумрак лощин, ярмарочная пестрота кирпично-красных кустов и за всем этим — неземная красота дымчатого малахита гор, а над ним — вылинявшее небо…

И во всем этом есть что-то неотразимое, роковое.

Младен смотрит вперед. Его взгляд ни на чем не останавливается…

— Бригадир Младен! — говорит он вслух. — Член расширенного состава инженерно-технического руководства. Член… Нет! Это не так важно!

— Младен!

На скамейке, за поворотом, сидит Виолетта. Она узнала его шаги. Виолетта в юбке и спортивной куртке.

— Ты меня ждешь? — восклицает он.

Странно! Что нашла в нем эта несчастная женщина? И что есть общего между ними?

Виолетта кажется ему совсем чужой.

При мысли о редкой проницательности Виолетты, он вздрагивает. Она может отгадать, что он думает.

Младен подходит к ней.

— Ты меня давно ждешь, Летта? — смиренным голосом спрашивает он.

Она загадочно молчит. Уж не догадалась ли она? Он настороженно ждет. Неужели сейчас, когда он пошел в гору, сразу вдруг все рухнет?

Молниеносное подведение итогов: чтобы не случилось, не так-то легко будет разделаться с ним — он завоевал себе прочное место на работе.

— Давно! — отвечает она хорошо знакомым ему тоном.

Он понимает. Виолетта снова находится в состоянии беспредельного отчаяния.

Только сейчас Младен замечает, что Виолетта еще больше побледнела, осунулась, по лицу ее пробегает нервная дрожь.

— Летта! — говорит он ласковым, очень ласковым голосом, — пойдем на озеро. Хорошо?

Озеро — ее любимое место.

Он всегда боялся, что наступит день, когда она откажется и от прогулок к озеру.

Виолетта молчаливо встает и, что очень редко с нею случается, протягивает руки не в сторону Младена.

Он берет ее за руки и ведет. Ему остается благословить наступление вечерних сумерек. Он не хочет, чтобы их видели вместе.

Они пересекут шоссе. Спустятся к озеру и по берегу пройдут до лодочной станции завода. Едва ли в такой час там будут люди. А если и будут, то все равно. Они выедут на лодке на середину озера и когда вернутся, уже будет совсем темно.

«Мне нужно быть очень внимательным с нею, — думает он. — Плохо то, что люди могут предвзято истолковать нашу дружбу. Это будет ужасно, если они подумают дурное! А кроме того, благородные и хорошие, с точки зрения людей, поступки кажутся ей лицемерными и подлыми! Трудная у меня роль!»

Он вздрагивает. Как бы она опять не догадалась. И как смеет он размышлять о таких вещах в ее присутствии! Вот уже несколько раз она с поразительной точностью угадывает то, что он думает.

Виолетта занята своими мыслями. Ее тонкие пальцы сжимают его руку. Он чувствует нервное подрагивание, ждет, когда девушка заговорит, но она молчит.

На их пути небольшая канава. Как всегда, он берет девушку на руки и напрягает мускулы, готовясь к прыжку.

— Брось меня! — говорит она ему. — Брось меня куда-нибудь!

Младен смотрит на ее бледное, нежное лицо, трепещущие тубы, расслабленное тело, как-будто излучающее что-то невинное и чистое, и не знает, что ей сказать. Он всегда боялся, что она может подметить фальшь в его словах.

— Брось меня! — с настойчивой мольбой в голосе повторяет она.

— Бросить тебя, но куда! — пытается шутить он, притворяясь, будто ничего не понял.

— Откуда мне больше не вернуться! — говорит она. — В воду!

— Вода теперь холодная!

— Только в первый момент! Потом мне будет безразлично!

Его озаряет мысль, которая, как ему кажется, должна подействовать на нее.

— Летта! — говорит он, стараясь придать голосу взволнованность, словно едва сейчас он понял ее состояние. — Летта, тебе будет безразлично, но нам — твоему отцу и мне — это совсем не безразлично! Ты опять думаешь только о себе!

— Я думаю и о вас! — отвечает она, но уже с известным оттенком угрызения совести.

Он опускает ее на землю.

Среди деревьев темнеет озеро. Младен думает — что бы произошло, если бы она вдруг прозрела. Как сразу бы изменилось ее представление о мире? И, прежде всего, о нем самом?

«Почему бы и в самом деле мне не жениться на ней?» — спрашивает он себя, сознавая, что это совершенно невозможно.

Дует слабый ветерок. Волны плещутся о берег.

Лодка новая, свежевыкрашенная, пахнет смолой.

Младен усаживает девушку и берется за весла.

«Почему бы мне не жениться на ней!» — снова спрашивает он себя, и теперь это ему не представляется таким невозможным.

Лодка легко скользит по колыхающейся поверхности, слышится всплеск весел. Молчат. Мрак настигает их посреди озера.