Трое из Кайнар-булака - [20]

Военный министр турецкой республики Энвер-паша, заразившись бредовой идеей создания огромного мусульманского государства из обломков эмирата и ханств Средней Азии, отказался от высокого поста и появился в кишлаке, чтобы возглавить контрреволюционную борьбу. Разослав во все уголки края своих гонцов с призывом собираться под его знамя, он стал сколачивать армию, опираясь на британские деньги и оружие. Для короны его идея оказалась более приемлемой. Создание буферного государства, по расчетам англичан, предотвратило бы проникновение революционного духа в их азиатские владения. Да и сама Средняя Азия представлялась им лакомым кусочком, и потому они прежде всего решили объединить под руководством опытного в военном деле паши разрозненные контрреволюционные силы. Однако и Ибрагимбек не горел желанием уступить власть, тем более, Бухару. Он рассчитывал сначала разгромить красных, а с эмиром-тестем, нашедшим приют в Кабуле, можно было потом как-нибудь решить вопрос. Не возвращать же его в самом деле из изгнания?!

Энвер-паша тоже хотел править полновластно. У него для этого были веские доводы — деньги и оружие Англии, которая, впрочем, не жалела их и для Ибрагимбека. Кроме этой поддержки у паши на территории эмирата находилось немало его соотечественников-турков, бывших военнопленных царизма, отправленных сюда на различные работы. Это были кадровые военные. После революции многие из их числа сотрудничали с Советской властью, а некоторые даже занимали важные посты. Так, откликнувшийся на призыв паши Усман-эфенди, бывший сержант турецкой армии, являлся военным назиром Шерабадского виллойята, а его друг полковник Хасан-эфенди командовал милицией. Они неоднократно встречались с лазутчиками паши и в конце концов увели отряд в триста сабель. Без единого выстрела и без потерь этот отряд прошел частокол басмаческих сил и прибыл в Джиликуль.

Он входил в кишлак медленно, длинной цепочкой, вползал, словно дождевой червь. По обе стороны улицы стояли басмачи, в любую минуту готовые растерзать их, как голодные волки овцу. Вид у «красных» милиционеров был более чем странным. Казалось, они до сих пор не верят тому, что шли несколько дней по вражеской земле и никто не напал на них. Неграмотные, еще не научившиеся разбираться в обстановке, они, конечно, приписывали это авторитету своих командиров, а может быть, и силе, — воображаемой, конечно, — своего отряда. Но ничего особенного не было. По договоренности с пашой, перед «красными» милиционерами была поставлена «главная» цель — двигаться к Кулябу, не обращая внимания на мелкие басмаческие шайки. В Джиликуле же отряду предписывалось раствориться в массе басмачей, а тех, кто окажет сопротивление, приказано было уничтожить.

На следующий день сюда прибыли и гонцы Сиддык-бая.

— Народу тут, — сказал Артык, осторожно пробираясь между группами людей, — как в Байсуне перед сражением с гяурами.

— Какая пестрота нарядов! — воскликнул Гулям, племянник юрчинского тохсабы. Он пристал к отряду бая с месяц назад.

Пестрота действительно была удивительная. Халаты, яхтаки. И еще новое. На людях, которых они никогда не видели. В общем-то те были такие же смуглые и низкорослые, как все азиаты. И волосы смолисто-черные. Но глаза… Круглые, как у рыбы, того и гляди, выкатятся из глазниц. Одежда тоже невиданная доселе. Черные суконные камзолы, чуть ли не до пят, туго перехваченные на поясе красными кушаками. А под ними — серо-зеленые френчи. У каждого на голове шапочка, продолговатая, как тыква, ярко-красная, с желтой пышной кисточкой на макушке.

— Эй, приятель, — обратился Артык к ошпазу, помешивавшему половником в огромном медном казане, — кто эти попугаи?

— Которые, таксыр?

— Ну, хотя бы тот, что только отошел от тебя?

— Турки, ака. — Он смахнул пот с лица рукавом. — Так их все называют, а откуда они родом… — Пожал плечами.

— А чего им тут надо? — допытывался Артык.

— Что и всем мусульманам.

— Об-бо-о! — с удивленьем воскликнул Гулям, ехавший, рядом, — да я же их знаю!

— Соседями, что ли, были? — усмехнулся Артык.

— Слышал много об этом народе. — Гулям подъехал вплотную и зашептал на ухо: — Это люди халифа. А раз так, считайте, конец гяурам. В священной книге так и записано: «Не дозволь, о, всевышний, подняться на войну с неверными халифату. Земля содрогнется от страха и покроется телами убитых, как небо тучами в пасмурный день. Конец света наступит».

Артык и сам слышал эту притчу, а теперь увидев угрюмые и потому казавшиеся воинственными лица незнакомцев, и вовсе поверил в нее. «Но Ибрагимбек… Зачем возлагать надежды на халифат? Чего доброго, этот „конец света“ прихватит и многих истинных мусульман. А кто может поручиться, что среди них не окажется тебя? Э-э, — он вслух отмахнулся от набежавших мыслей, — чего мне голову ломать!?»

— Вы из отряда почтенного Сиддык-бая? — тонким, как у девушки, голосом спросил внезапно возникший перед ним невысокий, стройный и красивый юноша, накрашенный, точно танцовщица. Как он появился перед ним, для Артыка осталось тайной, поскольку мгновенье назад он никого не видел.

— Я его сын, — ответил Артык, решив, что юноша — бачча бека.