Троцкий. Книга 2 - [12]

В этом деле Сталину и его окружению "помог" и сам Троцкий, ушедший от злободневных вопросов жизни страны и партии в литературную деятельность, в частые отпуска по болезни, долгое молчание при обсуждении важных вопросов текущей политики. Тот факт, что он неоднократно подчеркивал правильность решений ЦК, недопустимость фракций, согласие с линией партийного руководства, создавал впечатление его слабости, вины, неуверенности. В эти роковые для его судьбы два года он явно переоценил свою власть над сознанием людей, степень своей известности и популярности. Он был уверен в своем триумфе и после смерти Ленина. Троцкий не был готов к личному поражению. А оно неумолимо надвигалось.

Силе интеллекта, блестящим личным качествам творческого человека противостояла тупая, но мощная машина аппарата. Бюрократический монстр формировался чрезвычайно быстро и был уже способен беспрекословно и эффективно исполнять команды, отдаваемые с центрального пульта управления. Там, на этом пульте, теперь довольно прочно обосновался Сталин, с каждым днем укрепляющий свое положение. Предстоящая решающая схватка будет неравной. Поражение Троцкого было предопределено.

Дуэль "выдающихся вождей"

С 1917 года и до последних дней жизни Троцкого протянулась нить острого соперничества, непримиримой борьбы между двумя революционерами, которых в декабре 1922 года Ленин назвал "выдающимися вождями". Лишь 20 августа 1940 года, по прямому указанию Сталина, эта нить была оборвана и окрашена кровью Троцкого.

Я уже говорил, что до 1917 года эти два человека не были лично знакомы, хотя в результате политических перемещений они не раз сталкивались лицом к лицу. Например, в 1905 году на V съезде партии, который проходил в Лондоне, Троцкий просто не заметил кавказца, который со смешанным чувством любопытства и удивления смотрел на пестрое сборище революционеров. Бронштейн-Троцкий же эффектными речами и репликами уже тогда обратил на себя внимание не только малоизвестного Джугашвили.

Зимой 1913 года в Вене произошла еще одна встреча, которую Троцкий за год до смерти описал в очерке о Сталине, вошедшем в качестве фрагментов и в незаконченную книгу "Сталин". В нем, в частности, рассказывалось о том, как однажды зимним вечером Троцкий сидел в дешевой венской гостинице за самоваром с меньшевиком Скобелевым. "Сын богатого бакинского мельника, Скобелев был в то время студентом и моим политическим учеником; через несколько лет он стал моим противником и министром Временного правительства. Мы пили душистый русский чай и рассуждали, конечно, о низвержении царизма. Дверь внезапно раскрылась без предупредительного стука, на пороге появилась незнакомая мне фигура невысокого роста, худая, со смугло-серым отливом лица, на котором ясно видны были выбоины оспы. Пришедший держал в руке пустой стакан. Он не ожидал, очевидно, встретить меня, и во взгляде его не было ничего похожего на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было при желании принять за приветствие, подошел к самовару, молча налил себе стакан чаю и молча вышел. Я вопросительно взглянул на Скобелева.

— Это кавказец Джугашвили, земляк; он сейчас вошел в ЦК большевиков и начинает у них, видимо, играть роль"[51].

Вероятно, поздние впечатления и оценки оказали влияние на характер описания этой молчаливой встречи, когда Троцкий увидел своего постоянного отныне соперника.

После возвращения в мае 1917 года в Петроград Троцкий в течение лета и осени неоднократно сталкивался со Сталиным на различных совещаниях, заседаниях, несколько раз заставал его у Ленина, знал, что этот человек — член всевозможных комитетов, советов, комиссий, редколлегий… Но никакого интереса как личность он у Троцкого не вызывал. Сталин обычно молча слушал выступавших или курил трубку, поглядывая на входящих в комнату. Троцкий позже пытался вспомнить: говорил ли что-нибудь на заседаниях этот молчаливый человек? Но вспомнить ничего не мог.

Трибун революции, способный в бурные месяцы революций различать только контуры масс, кратеры революционных событий, попросту не замечал Сталина. Сталкиваясь с ним лицом к лицу или поймав на себе взгляд холодных глаз, Троцкий бросал на ходу сухое приветствие и проходил мимо. Ведь обычно его ждали Ленин или Зиновьев, Каменев или Свердлов, другие мэтры революции.

Троцкий не видел в этом человеке личности, он был для него статистом, человеком из партийного кордебалета, коих бывает много при всех самых крупных исторических событиях. Нередко такие люди, как Сталин, спустя годы пишут пространные воспоминания, реставрируя прошлое, отмечают забытые детали минувшего, стараются встать рядом или вблизи от крупных деятелей, запоздало пытаясь погреться в лучах мемуарной славы. Но Сталин оказался не таким. Он как-то незаметно, но прочно вошел в привычную "обойму", ядро "вождей". Где-то подсознательно Троцкий объяснял это стремлением Ленина иметь около себя и "нацменов", желая подчеркнуть не только русский, но и российский характер революции. Казалось, это предположение Троцкого верно, тем более когда Сталин стал наркомом по делам национальностей.